Перейдя от внешности Сталина к его манерам, Радзинский уверяет, что Иосиф Виссарионович, 'как все маленькие люди', был очень подвижен, суетлив и притом, как сам Эдвард, — ужасный хохотун, 'то и дело прыскал в усы'. Так и говорит — 'прыскал'. Ну, это подлинное открытие! И как жалко выглядят после него фальшивые слова в воспоминаниях Жукова: 'Невысокого роста и непримечательный с виду, И. В. Сталин производил сильное впечатление. Лишенный позерства, он подкупал собеседника простотой общения… Смеялся он редко, а когда смеялся, то тихо, как будто про себя. Но юмор понимал и умел ценить остроумие и шутку'. Интересно, как бы он в данном случае оценил остроумие юмориста Радзинского? Не сослал бы в Туруханский край? Я лично полагаю, что за такой юмор следовало бы…
Дальше мы узнаём, что, когда Сталину надоедало 'прыскать в усы', он начинал орать и рявкать. Орал и рявкал, а то и матерщинничал, чем приводил в восторг Бернарда Шоу, на всех, не исключая американского президента Трумэна. Тот на Потсдамской конференции попытался протащить выгодную для США идейку относительно Польши. И что же услышал в ответ на это? Рявкающее 'Нет! Нет!.. Туды твою мать!.. Нет! Нет!' Здесь нельзя, конечно, не видеть бесстрашного намека на то, что вот, мол, а ныне наш глава государства ни по какому поводу не смеет даже шепотом сказать 'нет!' не только американскому президенту, но и своему прихлебателю Чубайсу, грабителю-миллиардеру, объявленному на всю страну 'вором в законе' и 'рыжей смертью'. Молодец юморист Эдвард, просто герой! Черный, но блестящий юмор тирана Сталина автор вовсе не отрицает, наоборот, констатирует с восторгом: 'Иногда его юмор был блестящ!' И в подтверждение рассказывает такую историю. Приехала в Москву французская правительственная делегация, ее поселили в гостинице 'Москва', 'где стояли и стоят подслушивающие устройства'. Всезнающий Эдвард говорит об этом так уверенно, словно сам и устройства эти устанавливал, и делегацию размещал. А простодушные французы, говорит, ничего не подозревая о подслушивании, только тем и занимались, что злобно поносили Сталина, называли его чудовищем, ничтожеством, тираном и т. п. Ну, совершенно в духе покойного Волкогонова или здравствующего Роя Медведева. В назначенный день делегацию принял Сталин, которого автор с обворожительной улыбкой орангутана, частенько появляющегося ныне в качестве заставки между передачами первой программы телевидения, называет здесь 'победителем Гитлера'. Значит, дело было уже после войны.
Переговоры шли довольно трудно, но в конце концов был подписан дружественный советско- французский договор. После этого Сталин дал в честь такого события обед. Вот здесь-то вождь и блеснул своим юмором. Он провозгласил несколько тостов, и один из них был таким: 'Выпьем за товарища Кагановича! Он у нас хорошо руководит железными дорогами. Но если будет плохо руководить, то мы его расстреляем'. И еще несколько тостов в этом духе. Таким образом Сталин тонко высмеял французов за их болтовню о нем как о чудовище и тиране. Разве это не здорово? Прав Радзинский: блестящий юмор!
Однако мы должны тут кое-что уточнить. Да, приезжала делегация самого высокого уровня: де Голль, министр иностранных дел Бидо, генерал Жюэн и другие ответственные лица. Но, во-первых, это было не после войны, а в декабре 1944 года, когда наша армия еще находилась за сотни километров от Германии (кроме Восточной Пруссии), еще предстояло почти полгода упорнейших сражений, и потому еще нельзя было назвать Сталина 'победителем Гитлера'. Во-вторых, никому, разумеется, и в голову не приходило поселить высокую делегацию союзнической страны в гостинице 'Москва', в этом подобии суматошного Казанского вокзала, никто не предлагал поселить французов даже и в изысканном 'Национале' или в аристократическом 'Метрополе'. Конечно же делегация жила в своем собственном роскошном посольстве. Это подтверждает хотя бы профессор Н. Н. Молчанов в своей известной книге 'Генерал де Голль', которую эрудит Эдвард и в глаза не видел: 'Де Голль простился со Сталиным и вместе с Бидо уехал во французское посольство. В Кремле остались Морис Дежан и Роже Гарро. Они продолжали переговоры. Де Голль ждал в посольстве. Наконец, в два часа ночи в посольство явился Дежан…' (с. 254). Были ли и есть ли во французском посольстве наши подслушивающие устройства, мы, откровенно говоря, не знаем, ибо у нас никогда не было столь доверительных отношений с КГБ, чтобы нас, как Радзинского, извещали, где такие устройства поставлены, а где нет.
В-третьих, в отличие от титана и корифея, мы не можем поверить, будто французы оказались такими мерзавцами, что, приехав к нам для заключения очень важного для них договора, злобно поносили руководителя нашей страны, Верховного Главнокомандующего армии, только благодаря доблести которой они и обрели снова свою прекрасную Францию — после того как немцы за пять недель разнесли их армию в прах и поставили на колени. Взгляд на французов как на подонков мы, естественно, оставляем на совести корифея и титана.
В-четвертых, да разве мог Сталин своими насмешливыми тостами дать французам ясно понять, что за ними, если бы это так было, следят, их подслушивают и докладывают ему? Невозможно поверить, что страной руководил такой же олух царя небесного, как скоротечный глава КГБ Вадим Бакатин, который по доброй воле и с одобрения таких же олухов Горбачева и Ельцина, придя на Лубянку, первым делом выдал американцам схему наших подслушивающих устройств в здании их посольства в Москве. Посол Р. Страусс при виде столь грандиозного государственного идиотизма тогда сам едва не спятил. А олух до сих пор живет надеждой на 'адекватную акцию' со стороны американцев, вместо того чтобы ожидать сурового суда за государственное преступление. За это время успел накатать книгу с радостным заглавием 'Избавление от КГБ'. Если он был бы министром сельского хозяйства, то написал бы 'Избавление от сельского хозяйства', был бы министром здравоохранения, написал бы 'Избавление от медицины' и т. д. Такова порода этих обкомовских паразитов, среди коих особо выделяются почти все нынешние президенты. Наконец, в-пятых, не мог товарищ Сталин поднять тост за Кагановича и сказать, что 'он у нас руководит железными дорогами', ибо в ту пору ими 'руководил' не Каганович, а генерал-лейтенант И. В. Ковалев, разумеется, не имеющий никакого отношения к нынешней ораве Ковалевых, включая того, что любит ходить по субботам в женскую баню.
Тут уместно будет заметить, что у самого-то Радзинского, несмотря на всю грандиозность его талантов, с юмором и вообще с чувством смешного не все благополучно. Ну, действительно, вот он заявляет, что Сталина называли 'левая нога Ленина'. Кто называл из всех его ненавистников — от Троцкого до Оскоцкого? Неизвестно. Но что за уровень сарказма! Во-первых, это тупоумно и лживо: Сталина можно обвинить в чем угодно, только не в отсутствии самостоятельности. Во-вторых, нет ничего легче, как фабриковать ярлыки такого пошиба.
Или вот наш герой, давясь от смеха, выражает недоумение, как это Сталину удавались до революции нелегальные поездки в Берлин, Лондон, Стокгольм. Смех тут, как говорится, совершенно без причины. Если отцу Радзинского, умевшему лишь перелопачивать чужие романы для кино, удалось пробраться в Союз писателей, если его сын при таких-то данных изловчился стать одной из главных фигур на телевидении, то почему же Сталину, по общему признанию, гениальному конспиратору, умнейшему человеку, великому организатору, могли не удаться его заграничные поездки?
Помирая со смеху, рассказывает наш хохмач и о том, что Сталин шесть раз бежал из ссылки. Вот так ссылка, ха-ха! Вот так охрана, хи-хи! Конечно, человеку, который в страхе перед папой никогда не убегал даже со школьных уроков, а позже — из вытрезвителя, невозможно представить, что в другом так велика жажда свободы, что он может убежать даже из сибирской ссылки, даже зимой. Ну так хоть бы не потешался над недоступной ему чужой смелостью, ловкостью, свободолюбием. Нет, они без этого не могут, ибо это их единственное оружие.
Оратор намекает, что причина и удачных поездок Сталина за границу, и его удачных побегов из ссылки одна — он был агентом царской охранки. О, это мозговая косточка для всех шакалов антисталинизма! Уж как они ее то вместе, то по очереди грызут, обсасывают, мусолят. Ну, допустим, понятно, зачем охранка засылала своего агента на большевистские съезды и конференции, проходившие за рубежом. Но зачем же она то и дело бросала его в тюрьмы да ссылала в глушь. Это же все равно, как если бы Березовский или Гусинский закрыли доступ на телевидение прекрасным диверсионным передачам Радзинского по оболваниванию православных.
Как читатель, вероятно, уже понял, наш Эдвард — самый выдающийся корифей на ниве оболванивания в эпоху демократии. Однако надо заметить, что орудует он довольно однообразно, всегда по такой схеме. Сперва подробно, обстоятельно, со смаком, со ссылками на архивы и свидетелей, с ухмылками и вздохами вываливает на Сталина какую-нибудь невероятную гнусность — вроде того, что при известии о нападении немцев он бежал из Москвы. Это первая фаза оболванивания. Тут же мастер приступает ко
