Когда вновь прибывшие появились в зале, там послышались вздохи и возгласы облегчения.
Зачумленный корабль снова тронулся в путь…
Энгельс еще раз окинул взглядом зал. Шпик все еще валялся. Харпер снова стоял за стойкой. За одним из столов мелькнула рожа Тернера, уже опять наглая и самоуверенная…
— Пропадите вы пропадом! — сказал Энгельс вслух и пошел в гардероб одеваться.
…Утром, едва проснувшись и заслышав привычное позвякивание посуды в столовой, Энгельс воскликнул:
— Мери! Какой ветер?
— Западный, Фридрих, западный! — тотчас отозвалась жена. — Я не дождусь, когда ты проснешься, чтобы порадовать тебя. К тому же и шпика, кажется, нет. Посмотри!
Энгельс вскочил с постели и кинулся к окну. В самом деле, флюгер показывал западный ветер, а шпика не было.
— Прекрасно! Теперь им станет еще хуже.
Он быстро оделся, позавтракал и отправился в контору. По пути зашел на почту и послал Марксу те десять фунтов, что выиграл вчера в столь славном бильярдном сражении.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
В день рождения, когда Питу исполнилось восемь лет, отец подарил ему нож, замечательный перочинный нож с красивой костяной ручкой. Пит очень гордился ножом, и многие мальчишки в школе ему завидовали. Нож составлял все богатство Пита; это было единственное, что давало ему превосходство над мальчиками богатых родителей. Их зависть доставляла ему некоторое утешение за те обиды, которые он, самый бедный в классе, часто терпел от них.
Так продолжалось несколько дней, в течение которых Пит был, возможно, самым счастливым мальчиком во всем Лондоне. Но однажды все переменилось. Красавчик Бен, что сидит на первой парте у окна, как-то пришел в школу с ножом, сразу затмившим славу Пита: нож был с двумя лезвиями. Пит старался держаться так, будто ничего не произошло, хотя в душе понимал всю огромность случившегося. Но он был мужественным мальчиком и решил так просто своей славы не уступать.
Пит начал усиленно ухаживать за ножом, чистил его, протирал, чтобы блестел, и то и дело точил. Приходя на уроки, он клал сверкающий нож на край парты и с замиранием сердца ждал, чтобы кто-нибудь его попросил. Пит рассказывал товарищам, будто нож его теперь такой острый, что если бросить пушинку и подставить под нее лезвие, то оно рассечет пушинку надвое. Но почему-то никому даже не захотелось проверить эту отчаянную выдумку Пита, которая самому ему скоро стала казаться правдой. Как только начиналась перемена, кто-нибудь обязательно подходил к Бену и просил у него на минутку подержать нож. Тот почти никому не отказывал, иногда даже разрешал открывать и то и другое лезвие. Пит не подходил к парте Бена.
Шли дни, и Питом все сильнее овладевала мысль: достать ножик с двумя лезвиями! Но где? Как? Денег, чтобы купить, у Пита не было. Оставалось одно — поменяться. Но кто же будет менять нож с двумя лезвиями на нож с одним? Где найдешь такого чудака? Правда, Пит мог дать в придачу еще раковину, великолепную морскую раковину величиной с папин кулак, но все равно шансы были ничтожны — он это понимал. И тем не менее делал одну попытку за другой. Всюду, кроме школы, как только Пит встречал сверстников, он заводил речь об обмене ножами. У многих были такие ножи, о каком мечтал Пит, но никто и слушать не хотел об обмене на нож с одним лезвием, хотя и очень острым. А один незнакомый хорошо одетый мальчик, к которому Пит обратился на улице со своим предложением, даже сказал, выпучив глаза: 'Сэр, да вы просто жулик!'
Положение становилось отчаянным. И тут Питу пришла в голову мысль: а что, если попробовать среди взрослых? Но и здесь он ничего не добился. Взрослые, к которым Пит подходил, смущенно подавляя страх, не слушали его, отмахивались, а некоторые, не разобрав, в чем дело, принимали мальчика за попрошайку и гнали от себя.
Однажды, усталый и совершенно удрученный, Пит возвращался домой через Мейтленд-парк. Вдруг он увидел среднего роста плотного господина с широкой, чуть тронутой проседью бородой и величественной гривой полуседых волос. Господин держал за руку девочку, может быть ровесницу Пита, вероятно, дочь. Они шли не торопясь, как видно, гуляя, и о чем-то негромко, но увлеченно разговаривали. Пит разглядел его глаза. Они были карие и такие добрые, такие веселые, что у мальчика от какого-то сладкого предчувствия екнуло сердце.
Не доходя четырех-пяти шагов до господина с девочкой, Пит встал на их пути и неожиданно для себя выпалил:
— Давай меняться!
— Что? — останавливаясь, удивленно спросил господин.
— Видите ли, сэр… — смутился Пит. — Простите, сэр… У меня есть очень хороший нож, замечательный нож. И еще раковина, — Пит похлопал себя по оттопыренному карману. — Ну вот… я хотел бы, если, конечно, вы не против, сэр, посмотреть ваш нож, и, может быть, мы поменялись бы…
— А откуда тебе известно, что у меня есть нож? — едва сдерживая смех, спросил господин.
— Мне так кажется, сэр…
— Тусси, — обратился господин к девочке, — смотри, какой странный мальчик. Ему кажется, что у меня есть нож!
— Но ведь он прав, папа, — сказала девочка и прильнула головой к руке отца.
— Да, он прав. А ну, покажи свой нож… Постой, а как тебя звать?
— Пит, — все более смелея, ответил мальчик. — А тебя?.. А вас, сэр?
— Карл Маркс, или лучше дядя Чарли.
— А это кто? — Пит кивнул головой на девочку.
— Это моя дочь Тусси. Когда она вырастет, ее будут звать Элеонорой.
Знакомясь, все трое подошли к скамейке под деревом и сели. Пит и дядя Чарли вынули из карманов ножи и положили их рядом. Мальчик минуту не мигая смотрел на чужой нож, потом наклонил голову и, чтобы никто не видел, зажмурил глаза, боясь открыть их: вдруг видение исчезнет! Это был именно такой нож, о каком он мечтал, — с двумя лезвиями! Пит открыл глаза. Нож лежал спокойно-преспокойно. 'Конечно, — подумал с тревогой мальчик, взглянув на владельца замечательного ножа, — он потребует в придачу не только раковину, но и еще что-нибудь, если вообще захочет меняться'.
Маркс взял оба ножа, подбросил их на ладони, словно взвешивая, и уверенно сказал:
— Мой нож лучше.
У Пита остановилось дыхание. Чуть слышно он спросил:
— Простите, сэр, но чем?
Вопрос был хитрым. Ответ должен был показать, насколько хорошо этот Чарли разбирается в ножах, понимает ли он, каким сокровищем владеет и можно ли с ним торговаться.
— Да как же! — широко улыбнулся Владелец Ножа о Двумя Лезвиями. — Мой нож поновее да и побольше на целый дюйм…
Ни слова о двух лезвиях! Пит влюбленными глазами посмотрел на Маркса. Его взгляд говорил: 'Милый бородатый дядя! Ты ничего, ничегошеньки не понимаешь!' А вслух он сказал:
— Конечно, мой нож не так нов и чуть-чуть поменьше. Но посмотрите, какой он острый. — Пит поднял с земли прутик и легким взмахом своего ножа пересек его.
— Замечательно! — воскликнул Маркс, а Тусси подняла прутик и внимательно посмотрела на срез.
'Ты, наверное, и не догадываешься, дядя, что твой нож можно наточить ничуть не хуже', — подумал Пит и сказал:
— Как видите, сэр, если говорить по-настоящему, то мой нож гораздо лучше. Ведь ножи существуют для того, чтобы ими что-то резать. Не так ли?
— Конечно, так — ты прав. У тебя великолепный нож, но все-таки и мой неплох, согласись, — Маркс
