Так что следует держать ушки на макушке – не с дворовой шпаной связался… Взглянув в сторону окна, он уважительно присвистнул. Митенька подготовился неплохо. Снайперский винторез с глушителем установлен на черном штативе с двумя степенями свободы – так, что в расчетное время осталось лишь крутнуть винт, поднять вертикальную штангу, секунд пятнадцать потратить на доводку. И пали по идущему клиенту, сколько душеньке угодно. Рядом, стволом вверх, к стене прислонен «коньяк в ботинках» – автомат с подствольником. Ну, диспозиция ясна – снайперка для Петра с семейством, трещотка – для охраны. Грамотно. Все шансы на успех – отстреляться и уйти…
Торопясь, пока верзила не очухался, Петр подхватил снайперку со штативом вместе, автомат, бросил все это в ванную и захлопнул дверь. Повернулся к лежащему, держа пистолет дулом вверх, закурил, присмотрелся:
– Как самочувствие, старлей?
Похоже, с первыми приступами боли Елагин уже справился и его старательное закатывание глаз больше походило на притворство.
– Эй, не изображай умирающего лебедя, – сказал Петр. – Оклемался, я ж вижу… Я, кстати, Женевскими конвенциями не стеснен, так что не старайся меня разжалобить.
Елагин чуть распрямился, убрав колени от подбородка, лежа в неудобной позе, приподнял голову:
– Ты что, охренел, вице-полковник? Нажрался с утра? Прямо по яйцам…
– Язычок попридержи, здесь несовершеннолетние, – сказал Петр без всяких эмоций. – Ну, крести- козыри? Проиграл?
– Ты это насчет чего? Слушай, можно, я сяду?
– Сядь, хрен с тобой, – сказал Петр. – Колени ближе к подбородку, руки на колени… Как выражались в старых фильмах, ваша карта бита, полковник Швепс…
– Ты о чем? – изумился Елагин так натурально, что можно бы и поверить, не знай Петр всего.
– О вон тех дурах. Что сейчас в ванной.
– Ты что, мент? Какое тебе дело, что я держу дома? Что ты мне вообще шьешь? Давай поговорим…
– Давай, – сказал Петр, не ослабляя внимания, – времени у нас много, господин Василидис, который Костас, что-то запаздывает, проведем время для скоротания скуки за приятной беседой… Я тебе шью попыточку изничтожить меня со всем семейством, только-то и делов. Не так уж мало, а?
– Совсем охренел? Мозги поплыли? Скажи прямо, что психанул из-за Катьки…
Петр поморщился:
– Митя, хочешь пошлую фразу? Умный человек должен точно улавливать момент, когда он проиграл. Пошлая фраза, сотней шпионских романов затрепанная, но истине полностью соответствует. Все я знаю.
– Все? – покривил губы Елагин. – Ну, тогда скажи, сколько спутников у Юпитера или какой атомный вес у стронция?
– Митя… – поморщился Петр, – не придуривайся. Я не о том, что ты к словам цепляешься…
Откуда-то сзади подала голос Наденька:
– Пристрели ты его! – голосок у нее был звенящий от напряжения, отчаянный. – Шлепни к чертовой матери!
– Какая добрая девочка… – усмехнулся Елагин, смирнехонько сидя на полу в предписанной позе. – Надюша, и ты можешь такое говорить о своем сексуальном инструкторе? Помнится, в этой самой комнатке кто-то брал в ротик и сосал со всем усердием так, что…
Услышав за спиной шевеление, Петр отпрянул – как раз вовремя, чтобы ухватить кинувшуюся мимо него Надю за локоть и весьма невежливо оттащить в сторону. Она вырывалась, но Петр, не тратя времени, так цыкнул, что девчонка мгновенно притихла. Пояснил спокойно:
– Не дергайся. Он тебя умышленно хочет разозлить. Чтобы кинулась выцарапать ему глазыньки, по морде заехать… А когда окажешься рядом, он тебя живенько сцапает, прикроется от пули, и начнется бодяга с заложницей… видела в кино? Вот то-то. Ну, ты поняла? Пусть себе гавкает. Близко к нему не подходи. Я могу на тебя положиться?
Она кивнула, сердито сжав губы. Отпустив ее, Петр отступил еще на шаг ради вящей предосторожности.
– Зря ты эту тему не хочешь развивать, – как ни в чем не бывало продолжал Елагин. – Ты ее так и не трахнул, что ли? Зря, батенька, зря, мы ее с настоящим-то Павлом Иванычем всем премудростям обучили…
Петр коротко размахнулся. Елагин за-ткнулся, чуть отпрянув, покосился на кортик, глубоко ушедший в деревянную стенную панель – буквально в парочке миллиметров от его правого уха.
– Я, конечно, не супермен, – сказал Петр, – но вот однажды от нечего делать навострился неплохо метать ножики. И, кстати, без всяких предрассудков или интеллигентских колебаний смогу этим самым ножичком барабанные перепонки проткнуть для начала… Нет у меня предрассудков, старлей, я с ними да- авно расстался… и зря ты меня, дерьмо, за штабную крысу держал, это я тебе по большому секрету говорю…
– Ах, во-от оно что… – сказал Елагин настороженно, – то-то были у меня смутные позывы некоего умственного неудобства, чутье работало, да босс так клялся и заверял, что я плюнул…
– Что он знал, твой босс… – хмыкнул Петр. – В общем, кончай с театром одного актера. Когда я говорю, что знаю все, то имею в виду простые и конкретные вещи. Что ты часиков в десять утра должен меня прихлопнуть со всем семейством, дабы господин Павел к а к бы помер. А на деле, конечно, вынырнул где- нибудь в Греции с новой рожей, новыми документами, солидным счетом, куда скачаны денежки Тарбачанского проекта… с картинами старых мастеров, поверх которых нечто современное намалевано…
