степного идола, чересчур ошарашенный, чтобы бояться или протестовать. Слева мелькнул «кирпич» перед уходящей в начинавшееся редколесье немощеной дорогой.
– К обочине, – сказал Мазур.
Двигаясь плавно, как во сне, подтолкнул Джен к дверце. Она хотела спрыгнуть, не получилось – прямо- таки сползла наземь по борту. Подав ей сумку, Мазур обернулся к шоферу:
– А теперь жми до Иркутска без остановок…
– Видел, что сзади делается?
– Моя забота, – оказал он. – Тебе-то что? Если остановят – увидел на дороге этакое побоище, тормознул, но выходить побоялся. И погнал дальше, себя не помня с перепугу… Ты, главное, про нас помалкивай, а я, если что, не стану врать, будто знаю тебя сто лет и ты мне помогал этих неудачников мочить… Усек? – Он с места, одним прыжком выскочил наружу, опасаясь подвоха. Помахал рукой:
– Гони, дядя!
Белый мастодонт, призрачно белея в ночи, стал набирать скорость – водитель и в самом деле выбрал путь наименьшего сопротивления. Мазур схватил за руку Джен, потащил на ту сторону дороги.
– Слишком много вестерна… – сказала она слабым голосом.
– Я ж не виноват, что жизнь такая… – отмахнулся он. – Быстрее! Быстрее, я тебя прошу! Они же скоро поедут…
– Кто?
– Инопланетяне, – огрызнулся он. Оказавшись меж деревьев, сбавил скорость, осторожно отводя ветки от ее лица. – Держись, успеем…
Глава двадцать седьмая
Игры в прятки по-армейски
Идти приходилось медленно – вокруг стояла темнота, а фонарик он из предосторожности включал редко, короткими вспышками, когда вокруг чересчур уж густо смыкался кустарник. Проломившись сквозь него, вышли к деревьям, по лицу хлестнули жесткие, знакомо пахнущие иглы – начинался ельник, ветер уже не чувствовался. Джен покорно тащилась следом, постанывая украдкой.
Мазур все дальше забирал влево. Остановился, услышав совсем низко над дорогой шелестящий рокот. Далеко позади, ниже вершин деревьев, тускло засветился желтый проблесковый маячок, поднялся выше. Вертолет включил прожектор, полоснул им по дороге, но не снизился – целеустремленно пронесся дальше. Мазур вслушивался, пока рокот не стих вдали.
– Точно, попер за фургоном, – сказал он. – Не стали они местность вокруг обшаривать…
– И что дальше?
– Пошли, – сказал он. – Водку солдат может пить до бесконечности, но вот запасаться оною – процесс недолгий и конечный…
– Что ты еще придумал?
– Видела грузовики возле павильончика?
– Похожие на армейские? – Они и есть армейские. Где-то вон там – дорога на базу. Грузовики сейчас пройдут туда…
– А не рискованно голосовать?
– А кто сказал, что мы будем голосовать? – усмехнулся Мазур. – Мы просто сядем, вот и все… Уж там-то нас искать не догадаются. Штатский беглец никак не ассоциируется с военной базой…
– А потом?
– Смотря по обстановке, – сказал он. – Главное – попасть внутрь. Дальше либо попробую установить контакт с братьями по разуму, либо… Ну, там будет видно.
– Я, пожалуй, на ходу не смогу вскочить…
– А кто тебя заставляет? – пожал он плечами. – Мы и не будем на ходу прыгать, еще чего…
Через несколько минут они вышли к дороге – широкой просеке, размолоченной колесами грузовиков до самого жалкого состояния. Мазур зажег сигарету, прикрывая ее ладонью, жадно затянулся. Вокруг было темно и тихо, лишь изредка с автострады комариным звоном доносился шум машин.
– Присядь под деревом, – заботливо сказал он. – Подожди, куртку подстелю…
Не мешало бы вколоть ей «Прилив» – но совершенно неизвестно, как он на нее подействует в ее нынешнем состоянии. Ручаться можно, разработчики в жизни не думали, что их адское варево может понадобиться женщине, одолеваемой исконно дамской хворью. Так что лучше не экспериментировать…
– Сколько там еще, четверо? – тихо спросила она, усаживаясь на расстеленную изнанкой вверх куртку. – Бог ты мой, сплошные трупы вместо дорожных указателей, и полицейский вдобавок…
– Коррумпированный, – усмехнулся Мазур.
– Думаешь, эту разницу учтут? – резонно спросила она.
– Отсюда вывод: не попадаться, – сказал Мазур. – Знаешь, у меня временами бывает идиотское ощущение: словно ничего вокруг и нет. Я имею в виду, кажется порой, что на свете есть только диверсанты, те, кто за ними гонится, – и, конечно, цель. Объект. А все остальное и все остальные – некий подвижной фон, неодушевленный, этакая живая декорация.
– Рехнуться можно, – сказала она.
– А у тебя что, такого ощущения не бывает?
– Бог миловал.
– Это от молодости, – сказал Мазур. – Как только… ага!
Вдали показались желтые огни – приближалась колонна. Вскоре раздался и шум моторов, три «шестьдесят шестых», те самые, шли с небольшими интервалами, переваливаясь на колдобинах, натужно взревывая. Слышно было, как в кузове второго то и дело шумно перекатывается что-то тяжелое, похоже, ящики – груз не закрепили, работнички, нет на них хорошего старорежимного старшины. Эта армейская разновидность жизни ныне практически вымерла – но Мазур ее еще застал…
Он пропустил мимо первый грузовик, второй… Стоял метрах в десяти от обочины, чтобы не попасть под луч света, – водители беззаботно врубили дальний, благо встречного движения не было и ослепить никого не ослепишь.
Поднял автомат, положив ствол на сук, тщательно прицелился и плавно потянул спуск. И еще раз.
Сначала ничего не произошло – третий грузовик как ни в чем ни бывало прошумел мимо, колыхаясь по- утиному. Промахнуться Мазур не мог и потому терпеливо ждал.
Красный огонек над номерным знаком последней машины удалился метров на пятьдесят, когда впереди раздался скрип скверно отрегулированных тормозов, гудки вразнобой. Гудки почти сразу же стихли, колонна остановилась.
– Пошли!! – шепотом распорядился Мазур.
Уже издали можно было разобрать яростный затейливый мат. Второй грузовик стоял, самую чуточку накренившись на правое переднее колесо, в лучах фар мелькали фигуры в выцветших бушлатах, неторопливо стекавшиеся к пострадавшей машине. Ее шофера можно было определить издали – он один, пиная безвинное колесо, суетился, и сыпал проклятьями. Остальные взирали вполне философски. Мазур насчитал восемь человек – надо полагать, все. Они крались в темноте к последней машине. Ясно было, что ни одна живая душа не заподозрила злодейского умысла, дела человеческих рук, Мазур на их месте тоже не заподозрил бы. Войны в этих местах не случалось лет семьдесят, со времен последних крестьянских восстаний против красных, а вражеских диверсантов здесь никто не ожидает—и правильно делает, в общем…
Мазур подхватил Джен за бока, подкинул вверх. Она перевалилась через борт, исчезла под тентом. Прыгнул следом. Присел и зажег фонарик – так, чтобы луч оказался ниже уровня брезентового тента.
Похоже, они, отправляясь в город, рассчитывали на гораздо больший груз – уже вторая машина шла полупустой, иначе не катались бы так ящики. А здесь, кроме вороха брезентовых полотнищ у кабины, больше ничего и не было.
Выключив фонарик, Мазур на ощупь устроил Джен в уголке кузова, прикрыл ее до горла брезентом, ожесточенно вонявшим соляркой и пылью. Подумал, что выглядеть они оба будут, как черти после субботника по чистке котлов, – но выбора не было.
Выпрямился. Целлулоидные окошечки тента были мутными, увидеть сквозь них ничего не удалось бы, не мыты сто лет. Впрочем, пока что и не было нужды. Совсем близко кто-то плаксиво тянул:
