помолчал, опустив взгляд к лежащим на коленях широченным ладоням. – Вы уж извините, что снова приходится вам душу бередить, да ничего не поделаешь, служба, как человек военный, понимаете, должно быть…
– Да, – сказал Мазур без всякого выражения.
Стол перед полковником был чист – ни единой бумажки, ничего. Только черная чугунная пепельница в виде ежика с несколькими окурками.
Какое-то время они смотрели друг на друга поверх этого пустого стола, потом Бортко пошевелился, чуть понурился и сказал:
– Мне тут настоятельно советовали вам особо не досаждать, говорят, вы человек невероятно засекреченный, в старое время и словечком бы перемолвиться не дали…
Мазур молчал, поскольку ответить было совершенно нечего – утвердительно кивать как-то глупо, а перечить – еще глупее. Парень за его спиной сидел тихонько, как мышь под веником. В какой-то момент Мазуру вдруг почудился тоненький электронный писк, но оборачиваться он не стал. Зато Бортко живо глянул поверх его плеча, спросил:
– Это не на вас ли микрофончик надет? А то у капитана что-то детектор распищался…
– У меня, – сказал Мазур, пожал плечами: – Правила знаете ли…
– Ну да, – понятливо кивнул Бортко. – Военные секреты, тайная война, фронт без флангов. Я так и подумал, что это на вас клопик, – мой-то кабинетик час назад проверяли по новому печальному обычаю… Честно вам признаюсь, даже некоторую неловкость в организме чувствую: как с вами, таким секретным, разговаривать, чтобы ненароком не нарушить чего?
Произнесено это было столь же простецки, без малейшего притворства или насмешки – и Мазур собрался, как перед прыжком. Сидевший напротив верзила был опасен, как неизвлекаемая мина.
– Жизнь у меня нелегкая, – сообщил Бортко. – И от текущей мелочевки вкупе с текущим крупнячком свихнуться можно – а теперь еще и ваша история…
– Ну, а вас-то кто заставляет? – спросил Мазур. – Вы же, насколько я понял, по организованной преступности работаете?
– Ох… – вздохнул Бортко. – Времена сейчас такие суматошные, что и не знаю даже, кто нынче прямыми обязанностями занимается. У начальства есть милая привычка – взваливать на шею все подряд, не разбирая. А возражать начальству как-то не принято. У вас ведь, должно быть, то же самое, а?
– Да, в общем-то… – сказал Мазур.
– Вот видите. Взвалили – и не пискнешь. Будь вы человеком не столь загадочным, прошло бы мимо меня и вообще мимо нас. Но грохнуло начальство кулаком по столу: «На твоей, говорит, Бортко, территории убили жену заслуженного человека, секретного капитана первого ранга…» Что тут попишешь? Только каблуками щелкнешь… – Он говорил так задушевно, что невольно тянуло ему посочувствовать. – Значит, вы с супругой из Аннинска ехали?
– Да, – сказал Мазур.
– Проведя там в гостях две надели у гражданина Шагарина Виктора Тимофеевича, что означенный гражданин подробно подтверждает… Авторитетный гражданин. Столь же серьезный и засекреченный… Настолько, что не верить ему ну просто-таки невозможно, в особенности если собственное болыпезвездное начальство три раза повторило: ты, Бортко, свои хамские замашки брось и работай, как джентльмен… – Он спросил участливо: – Как же так вышло, что этот негодяй к вашей жене привязался?
– Если бы знать… – сказал Мазур.
– Значит, вы, вернувшись в купе, увидели, что она лежит мертвая, а этот мерзавец стоит над ней с пистолетом?
– Да.
– И вы его…
– Да, – сказал Мазур сухо. – Это я умею. Есть претензии?
– Какие там претензии – законная самооборона плюс особое состояние души от психологического шока… Ничего необычного я тут не вижу. Любой мужик бы… – Он поднял голову и остро глянул Мазуру в глаза. – Я необычное в другом усматриваю. Свидетелей нет, ни единого.
– А что, на такие дела идут, сопровождаемые дюжиной свидетелей? – жестко бросил Мазур.
– Вы не поняли. Я о проводнице говорю. Исчезла проводница после прибытия поезда в град Шантарск. Случайно, не у вас в гостях обретается?
– Вот не знаю, – сказал Мазур. – Я в эти детали абсолютно не посвящен. Сами понимаете: наши особисты мне о своих действиях не докладывают. Я же не начальник, хоть и звезд изрядно…
– Понятно, – протянул Бортко. – А тут еще бригадир поезда загадок добавляет. Опрошенный по горячим следам, показал, что вы, когда пришли к нему, показали милицейское удостоверение…
– Ну, это он напутал, – сказал Мазур. – Я ему показывал свое офицерское удостоверение, вот это самое. Не разобрался сгоряча, надо полагать.
– Надо полагать, – повторил Бортко. – Так он сам и заявил на втором допросе, три дня спустя. Горячо заявил, прямо-таки вращая глазами и махая руками для пущей убедительности. А в глазах-то у него страх стоял, я такие глаза знаю, насмотрелся… Так он мне доказывал, будто в первый раз напутал, что жалко было болезного…
– Ну, это ваши заморочки, – сказал Мазур. – Я вам рассказал, как было. Если у вас есть другая информация…
– Господи, откуда? – развел руками Бортко. – Ошибся человек, бывает. Ну с чего бы вдруг вам милицейским удостоверением размахивать, когда у вас есть свое, авторитетнее? Да и где вы милицейское взяли бы? И зачем? Вы же не гангстер, в самом-то деле, и интересы ваши, как мне намекнули, направлены на зарубеж… Вы уж простите за нескромный вопрос, но в вашей семейной жизни не было ли трений или иных скандалов на разнообразной почве? Мало ли что бывает…
– Куда вы клоните? – спросил Мазур прямо.
– Изучаю проблему, как оперу и положено, – сказал Бортко. – Был у меня, знаете ли, печальный случай. Один тип, к стыду нашему, милицейский капитан, решил убить женушку. Не угодила чем-то, дело житейское. И убил, козел. Три раза ткнул ножом прямо на дому, а потом убеждал всех, что это ему садистски отомстили уголовные клиенты. И убедил почти, знаете ли. Только нашлась в его показаниях крохотная прореха, вовсе даже пустячная, однако отыскался рядом опытный опер, который за эту промашку тут же ухватился, ну, и размотал клубочек.
– Слушайте… – повысил голос Мазур.
– Да бог с вами! – Бортко излучал сочувствие и доброжелательность. – Я никаких параллелей не провожу и ассоциаций не ищу. Только органы, будет вам известно, – механизм громоздкий и разветвленный. И ваши показания, как любые другие, путешествуют по этому механизму достаточно долго. И на многих этапах попадается хмурый, изначально подозревающий всех и вся народ. Рано или поздно появляется какая-нибудь желчная физиономия, набравшаяся хамства задать циничный вопрос: «А отчего это показания вашего потерпевшего основаны на его собственных словах? И только?»
– Уже задали?
– Можно сказать, – неопределенно ответил Бортко. – Тысячу раз простите, я ведь не из пустого любопытства стараюсь, понимаю, каково вам… Но факты – вещь упрямая. В купе – два трупа. И вы – единственный свидетель.
– А как насчет презумпции невиновности? – спросил Мазур сквозь зубы.
– Так никто ж ее не отменял, – сказал Бортко. – Я вам просто объясняю, какие вопросы возникают в иных умах – и не более того. А знаете, из-за чего эти вопросики возникать начали?
За спиной Мазура тихо стукнули ножки стула, чуть погромче стукнула дверь. Он обернулся – парня в комнате уже не было.
– Все предельно упростилось бы, окажись ваш злодей поездным вором или иной уголовной шпаной, – сказал Бортко серьезно. – Но это ведь не уголовник и не ошалевший наркоман – покойный гражданин Денисов, как вам, должно быть, неизвестно, был человечком довольно приличным. Трудился на ниве маркетинга в шантарской фирме с лирическим названием «Синильга». Я бы, конечно, за стопроцентную добродетель покойного не поручился, частные фирмачи – тот еще народ, но признаюсь вам откровенно: компроматом на него не располагаю никаким. И какого черта он делал в том поезде – притом трезвый и
