китайской грамоты, кошке ясно, что начнут ловить, используя все, что у них припасено в заначке, знать бы только – что?
– В хвост! – проорал он в ухо Джен.
– Что?
– Иди в хвост! – заорал он еще громче. – В окно смотри!
Там, в конце салона, было обращенное назад небольшое овальное окошко. Кивнув, Джен выбралась из кресла и, цепляясь за все, что только можно, стала пробираться туда. Вертолет вновь стало швырять.
– Пристегнись там! – завопил Мазур, обернувшись к ней. – Вон, есть ремни! А то как швырнет… – замолчал, прикусив язык, да так, что из глаз посыпались искры, – это очередная воздушная яма подвернулась на пути.
Впереди вздымались сопки, и их вершины были укутаны густыми серо-белыми облаками, не способными подняться выше. Хреновато. Вмажешься – только брызги полетят…
Стиснув зубы, Мазур поднял машину выше. Мгла вокруг сгущалась, но приходилось лезть вверх, вверх… Далеко не всеми приборами он умел пользоваться, тут уж было не до изысканности – летишь, не падая, и ладно. Очень может быть, профессиональный летчик давно бы уже отказался от столь безумного предприятия и пошел пешочком, но у Мазура не было профессионально поставленного страха перед окружающими опасностями, и он, вцепившись в рычаги, забирался все выше, одержимый лишь некоей фаталистической решимостью. Дождь заливал лобовое стекло, в кабине потемнело, все лампочки и светящиеся циферблаты обрели невыносимо яркие колера.
Покосился назад. Джен пристегнулась к боковому диванчику и, цепляясь за его спинку, старательно таращилась в окошечко, вряд ли способная что-то разглядеть в такой каше. Ничего, в том же положении находится и погоня…
Хватит, пожалуй, лезть за облака. Нет здесь сопок высотой в три километра… Мазур перешел в горизонтальный полет. Право слово, можно собой чуточку гордиться – машина тянет, отнюдь не собираясь пока что повторять подвиг Икара, вот только при такой скорости запас горючего тает, что твоя Снегурочка…
Накаркал – тряхнуло так, словно великанская ручища, сцапав вертолет за хвост, попыталась использовать его вместо теннисной ракетки. Картина Брейгеля: вокруг тишина и благолепие, а у бедного Икарушки только ножки торчат из воды…
Стиснув рычаги, Мазур выровнял машину. И несся дальше во влажной полутьме. Слева вспыхнул огненно-ветвистый зигзаг молнии, все вокруг озарилось пронзительно-зыбким сиянием, словно перенеся на миг в иной, нереальный мир. Еще одна молния, справа. Мазур шел по прежнему курсу, потому что ничего другого и не оставалось. Всякое представление о времени исчезло – справа на приборной доске светился циферблат, но Мазур, поглощенный борьбой с подступившей со всех сторон грозой, смотрел на него, не видя, не в силах понять, что означает положение стрелок. Не было времени это вспоминать.
Он вздрогнул, выпучил глаза – прямо за лобовым стеклом по едва выступавшему капоту (или как он там зовется?!) слева направо, вопреки порывам ветра, катился ярко-малиновый шарик размером с теннисный мяч, плыл неспешно, словно бы игриво, едва касаясь зеленой обтекаемой поверхности.
Мазур впервые в жизни видел шаровую молнию – и лихорадочно пытался вспомнить, чего от нее ждать. Кажется, она может и проникнуть в салон. А еще – взрывается, когда ей самой захочется… Он превратился в статую, сжав рычаги, вел машину по прямой, каждый миг ожидая взрыва, снопа искр, пламени…
И не сумел заметить, как исчез светящийся шарик, жуткий и прекрасный. Странное ощущение, не выражаемое в словах, на миг подмяло его волю – но, вспомнив, что когда-то читал о чем-то подобном, о странном, чуть ли не гипнотическом действии шаровой молнии на человеческое сознание, усилием воли вырвал себя из наваждения, удерживая машину на прежнем курсе…
Светом по глазам ударило так, что показалось, будто угодил под луч мощного прожектора. Машина рыскнула – Мазур секунд десять вел ее вслепую, смаргивая слезы. Да и потом перед глазами еще долго плавали разноцветные круги, но главное он видел: вертолет выскочил из грозы, из непогоды. Справа, слева, повсюду еще висели серые клочья, но их становилось все меньше, светило яркое солнце, ослепительно голубело небо, вертолет несся высоко над зеленой тайгой, кое-где прерывавшейся белыми пятнами березняка, уже потерявшего листву. Мелькнула серая ниточка неширокой реки. Мелькнули хаотически разбросанные буро-зеленые многоугольники. Лишь потом, когда они остались позади, Мазур догадался, что видел поля вокруг какой-то затерянной в тайге деревни.
Сзади послышался ликующий вопль. Обернувшись, Мазур узрел, что напарница прямо-таки подпрыгивает, пристегнутая широким ремнем, в приступе вполне понятной дикой радости оттого, что весь этот ужас кончился. Самому хотелось орать, но сдержался. Сурово ткнул пальцем, указав, чтобы не отвлекалась от своих прямых обязанностей взадсмотрящего.
Сверившись с компасом, он убедился, что не так уж и отклонился с намеченного курса. Румбов десять восточнее, не более того. Вытер лицо рукавом бушлата – оказалось, оно было мокрехонько от пота.
Ну вот, началось… На кремовой панели мигала красная лампочка, наглядно свидетельствуя, что горючего осталось минут на десять, – а ведь нужно еще приберечь сколько-то на посадку. Терять было нечего, и Мазур выжал максимальную скорость, немного снизившись, высматривая место для посадки. Увы, тайга лежала сплошным темно-зеленым ковром… нет, вон прогалинка, и еще… это сверху они крохотные, а на деле можно скачки устраивать, не хуже, чем на ипподроме… черт, опять пошла чащоба…
Сзади послышался свист. Джен показала ему два оттопыренных пальца, потом большим и указательным изобразила зазор в полсантиметра. Ага, сообразил он, две вертушки на хвосте, и они пока еще кажутся крохотными, значит, далеко…
Пора решаться, а то снова пойдет чащоба… Мазур крикнул:
– Все, двигай сюда! Садиться будем!
Она почти моментально оказалась на соседнем сиденье, громко предложила:
– А если подпустить поближе – и из автомата?
– Это тебе не боевик! – рявкнул он. – У них автоматы тоже есть… Не мешай!
И принялся манипулировать рычагами. Вертолет вихлялся, то и дело проваливался вниз, на миг наступала невесомость – это Мазур мчался к облюбованной поляне на всей скорости, пытаясь одновременно погасить высоту, и это удавалось ему плохо, машина на такие номера не рассчитана, вертолет в пикирующий бомбардировщик не превратишь…
Но вот, наконец, машина отвесно пошла вниз, вершины окружающих елей ожесточенно мотались, словно трава под ветром, с земли взлетел вихрь сухих листьев. Посадка получилась халтурная – то ли у Мазура недоставало умения, то ли он в спешке махнул рукой на качество – в пользу спешки… Вертолет ощутимо хряпнулся оземь, под полом даже хрустнуло что-то. Нет, ухитрился не подломить стойки колес…
То, что сверху казалось чащобой, обернулось, в общем, скорее редколесьем, в таком лесу от вертолета не спрячешься… Но переигрывать было поздно. Забросив за плечи рюкзак, Мазур схватил автомат, протянул руку Джен, помог ей выпрыгнуть. Лопасти двойного винта еще затухающе вращались, а они кинулись в тайгу по выбранному Мазуром курсу. Вертолетов еще не слышно. Мазур глянул на часы – тьфу ты, летели минут сорок и оказались от «Заимки» километрах в ста, если грубо прикинуть. Нет, учитывая скорость – все сто пятьдесят…
Джен шарахнулась. Мазур, опередив ее на шаг, отбросил ногой длинную, толстую змею, светло-серую с желтоватым брюхом, не успевшую вовремя убраться с дороги. Она пролетела по воздуху, извиваясь, словно бьющийся в падучей знак бесконечности, шумно шлепнулась в мох, заструилась прочь.
– Она не ядовитая, – сказал Мазур, добавил по-русски, не зная, как перевести: – Даурский полоз, желтопузик…
– Вон еще одна!
– Ничего, – сказал Мазур. – Говорю же, они безобидные, совершенно. Бежим! Нужно отбежать как можно дальше, прежде чем они сядут…
Вынул из набедренного кармана флакончик с аэрозолем, пустил за спину туманную струю, оседавшую тончайшим, невидимым порошком. Могли прихватить с собой собаку. Хотя…
Он притворялся перед самим собой, будто ему тогда почудилось, и пластмассовые коробки на носу вертолета – вовсе не датчики, позволяющие безошибочно засечь человека в тайге. Но трезвый и холодный
