язык и насторожив уши, вглядывался в путников, прямо-таки подрагивая всем телом в охотничьем азарте. «Опять?» – пронеслось в голове у Мазура. То ли волк, то ли собака, пойми его…
Потом зверюга повернула голову, Мазур увидел у нее на шее черный широкий ошейник с жуткими стальными шипами, способный разодрать пасть и медведю, так что любо-дорого будет посмотреть. Все-таки овчарка – великан-восточноевропеец, из той породы, что захирела и почти исчезла после того, как подсократили северные лагеря… Мазур опустил язычок предохранителя напротив латинской буквы «Е» – одиночный огонь – и молча ждал.
Пес в неуловимый миг переменился, пропала злая напряженность, шерсть на загривке улеглась. Он широко махнул хвостом, гавкнул, взрыв передними лапами мох – и помчался дальше, обогнув стоявших. Слышно было, как он азартно лает, проламываясь сквозь кустарник.
– Фу ты, – вздохнула Джен. – Я думала, волк…
– Тут похуже, – сказал Мазур, нахмурившись. – Помолчи-ка…
Стал прислушиваться – далеко впереди похрустывал валежник, раздавался едва слышный лай.
– Ну-ка, в сторону! – распорядился Мазур, круто забирая вправо.
– Поняла, кажется, – сказала Джен, поспешая следом. – Камуфляж?
– Ага, – ответил Мазур. – Те, кто одет в камуфляж, для него – свои. По виду мы, надо полагать, от его хозяев не особенно отличаемся… А это плохо в любых смыслах… Ложись!
Они залегли за поваленным деревом. Почти повторяя путь пса, промчались еще двое, столь же огромные. Блеснули в проникших под густые кроны солнечных лучиках стальные шипы, окаймлявшие ошейники. Мазур терпеливо ждал. Показалась еще собака – но эта, визжа и подскакивая в тщетных попытках угнаться за далеко опередившей ее сворой, была на длинном, выпущенном во всю длину, поводке. Поводок держал рослый малый в пятнистом комбинезоне и кепочке-афганке, козлом скакавший через колоды. За ним редкой цепочкой бежали еще человек десять, одетые точно так же, с «сорок седьмыми» наперевес. У одного раскачивался над головой гибкий зеленый прутик антенны – висевшая на спине рация, Мазур рассмотрел, была довольно компактной. Они промчались метрах в пятидесяти, хрустя валежником, тяжело дыша, – а гораздо дальше, где-то у горизонта, стрекотал вертолет…
– Не за нами? – прошептала на ухо Джен.
– За ним и, – сказал Мазур.
– А как ты думаешь…
– Ничего я не думаю! – рявкнул он яростным шепотом. – Следую своим курсом… Лежи!
Еще с четверть часа они лежали в укрытии: Мазур справедливо опасался, что охрана частного лагеря (а это, несомненно, она) при встрече с непонятными путешественниками моментально поддастся соблазну разрубить узелок старым таежным способом – нет человека, нет и проблемы. Так гораздо проще. Трупы можно искать до скончания века, в старые времена бесследно исчезали целые обозы, но с тех пор возможности органов правопорядка увеличились ненамного, в той их части, что касается тайги…
– Ну, кажется, можно… – сказал он. – Полежи, осмотрюсь…
Он приподнялся над бурым замшелым стволом, достигавшим стоящему человеку чуть ли не до пояса.
Тупой удар под левую лопатку слился с сухим хлопком винтовочного выстрела. Не успев ничего понять – подсознание сработало само, – Мазур на миг замер в неуклюжей позе, медленно завалился направо без стона и вскрика. Упал щекой в жесткую сухую траву, сделал яростную гримасу – Джен уже округлила глаза, собираясь крикнуть – прижал палец к губам и медленно потянул к себе автомат. Под лопаткой ныло, но Мазур знал, что невредим: пробей пуля бронежилет и попади прямехонько в сердце, он бы сейчас уже потихоньку остывал… Неизвестный стрелок метил наверняка, и не его вина, что Мазур остался жив. Сколько их может быть?
Джен замерла столь же недвижно. В глазах стоял немой вопрос, но Мазур пока что не мог сообразить, что делать. Уверен был в одном: стрелок видел его одного, выстрел раздался, как только Мазур поднялся над кустами…
И потому он лежал, сдвинув предохранитель на «F» – огонь очередями. Прислушивался, не хрустнет ли ветка под ногой: бить белку в глаз и передвигаться по тайге совершенно бесшумно – две большие разницы. Таежные кочевники ходят тихо – и не более того. Не было у них жизненной необходимости перенимать навыки коммандос или ниндзя, овладевать искусством превращения в бесшумные тени – да и индейские таланты с легкой руки Фенимора Купера преувеличены до полной невозможности…
Один он там или несколько? Значит, все это время хранители пещеры неутомимо шли по следу – кто еще будет палить из винтовки? Очень похоже, противник занервничал – выстрелил, едва завидев Мазура, даже не дав себе труда проверить, где второй беглец. Они вряд ли перепутают следы двух со следами одного, просто обязаны знать, что беглецов все еще двое…
Значит, торопятся. Надо полагать, населенные места совсем близко, быть может, деревня даже ближе, чем Мазур рассчитывал. Собачьего лая не слышно, это уже лучше…
Он осторожно вытянул руку, прикоснулся к карману Джен. Она поняла, осторожно извлекла револьвер, взвела курок. Автоматчики с собаками уже далеко, вряд ли услышат одиночные выстрелы – в чащобе их глушит моментально, не получается эха…
– Пальнешь пару раз в том направлении, – показал он, касаясь губами ее уха. – Повыше, над головой… В белый свет. Как только я скроюсь с глаз… Понятно? Досчитай до шестидесяти – и снова…
Она кивнула, не отрывая щеки от земли, взгляд изменился, стал цепким и сосредоточенным. Мазур, елико мог бесшумнее, прополз метров десять – пока не кончилось толстенное поваленное дерево. Дважды бабахнул револьвер, слышно было, как пули прочертили след по вершинам елей. Посыпались иголки.
Мазур перекатился под защиту толстого ствола, замер на полусогнутых. Затем осторожно переместился левее. Еще два выстрела из кургузой фэбээровской игрушки, пули чиркнули в кронах, звонко полетели щепки. Полное впечатление со стороны, будто потерявший голову, ошеломленный смертью напарника человек лупит наобум. В голове у Мазура лихорадочно, словно спятившая кинопленка, перематывались сцены схватки у святилища. Поняли ли охраннички Золотой Бабы, что на дерзких визитерах были бронежилеты? Вообще-то не должны были догадаться, единственное попадание, когда Мазуру влепило в броник над поясницей, в горячке первой схватки могло сойти и за промах… Не коммандос, в конце-то концов?
Успокаивая себя этими мыслями – и помня в то же время, как опасно считать противника дураком, – он преодолел зигзагами еще метров тридцать, от ствола к стволу, огибая сухие кусты и колоды. Над головой сердито зацокали, посыпался какой-то мусор – это возмущалась белка.
Он не особенно удивился, когда понял, что вышел в тыл противнику. Противник был один-единственный, его выгоревшая короткая брезентовая куртка четко рисовалась на фоне темно-коричневого ствола, за которым он притаился с карабином наперевес. Никакого камуфляжа – как и у тех его соплеменников, кто гнался за беглецами прежде.
На одном была такая же брезентуха, на другом короткий полушубок, третий, кажется, щеголял в старомодном драповом пальто…
Содрогаясь от омерзения к себе самому, Мазур поднял автомат. По выгоревшему белесому брезенту моментально продернулась короткая строчка черных дыр с опаленными краями. Стоявший на один невыносимо долгий миг застыл в прежней позе, потом, словно выдернули некий невидимый гвоздик, странно перегнулся пополам. Рухнул в мох. Карабин, стукнув прикладом о ствол ели, упал поблизости, покатилась по земле шапка из облезлой собачины. Прекрасно понимая, что напортачить на такой дистанции он никак не мог, Мазур все же заставил себя подойти вплотную и проверить – работал многолетний рефлекс.
Осторожно перевернул труп. На поясе нож в самодельных деревянных ножнах, какие-то полотняные мешочки. Узенькие глаза уже остекленели, теперь лицо еще больше походило на физиономию каменной бабы из сагайских степей. Ни шевеления вокруг, ни звука, ни выстрела. Последний, определенно. То ли их было немного, то ли остальные сейчас в пожарном порядке уволакивают статую на новое место…
«Джен немного ошиблась, – подумал Мазур, испытывая дикое желание выплюнуть залившую глотку противную кислятину – не существовавшую в реальности. – Если случится большой катаклизм, Кремль, „Шаттлы“ и манхэттенские небоскребы в самом деле исчезнут, но
