– Какие еще утюги?
– На подоконнике висели сорок восемь утюгов, и разведчик сразу понял, что это сигнал провала… – сказал Мазур. – И возьмут тебя там, как котенка. Или кутенка.
– Он не мог провалиться, – сказала Джен. – Он здесь, можно сказать, официально. С ведома ваших соответствующих организаций.
– Бог ты мой, – сказал Мазур. – Ну, это еще хуже… С ведома тех самых организаций, которые нас гоняют, как волков поганых? Ты вообще соображаешь…
– Не кричи, пожалуйста. Ты же сам говорил, что вся организация не может быть в курсе. Что охоту за нами ведет какое-то высокопоставленное лицо или группа лиц, используя свой аппарат в качестве пешек…
– Все равно.
– Давай не будем? – сказала Джен упрямо. – У меня недвусмысленный приказ, и я его должна выполнять. Ты все равно будешь на улице, в отдалении, и сможешь смыться. На все четыре стороны. Что ты, в конце концов, вообразил?
– Что ваши фильмы, где сыщика то и дело подставляют его продажные шефы, все же худо-бедно отражают жизнь, – сказал Мазур. – Только и всего… Ладно, я и не стремлюсь тебя переубедить. Но смотри там в оба…
– Слушай, давай сначала поищем аптеку?
– А что такое?
Она сделала гримаску, без всякого смущения сказала:
– Понимаешь, начинаются женские дела. Нужны тампоны. – И чуть удрученно призналась: – У меня первый день всегда тяжело проходит, особенно когда работы выше крыши и переутомишься. Валяюсь, как разломанная кукла…
«Только этого мне не хватало», – подумал Мазур. А вдруг в ее импортном организме что-нибудь разладится после всего пережитого? Импортный организм нежный, к России не приспособлен, как не годятся для наших проселочных дорог «мерседесы» и «тойоты»…
– Может, оставить тебя на явке и все дела? – спросил он озабоченно. – Самое неподходящее время, чтобы валяться разломанной куклой…
– Если получу такие инструкции, останусь, – сказала она.
…Город был не такой уж и маленький, тысяч сто населения, а потому мог похвастать всеми атрибутами цивилизации – в том числе и такси. Побродив немного, присмотревшись к коловращению жизни, купив по дороге пачку пресловутых «Тампаксов» и темные очки, Мазур принялся отлавливать машину. Остановился седоватый толстяк на синей «шестерке», подрабатывавший, надо полагать, в дополнение к пенсии.
Джен, во исполнение строжайших инструкций, прилежно молчала, не без любопытства поглядывая вокруг. Хорошо, что она не поняла ни словечка из того, что Мазур сказал пенсионеру, – иначе непременно возникли бы сложности…
Шоферюга, как частенько случается, попался общительный – но заготовленную Мазуром легенду, не особенно и сложную, заглотал без малейшего сопротивления. Ну, были в гостях. Ну, хотят забросить вещички и съездить попрощаться еще с одним знакомым. Что до молчания «жены», смирнехонько сидевшей на заднем сиденье… Мазур, устроившийся рядом с водителем, изобразил глазами и мимикой недвусмысленный намек на некую ссору. Пенсионер понимающе похмыкал и больше этой темы не поднимал.
Джен узнала вокзал в самый последний момент. Мазур видел в зеркальце, как она непроизвольно встрепенулась, но промолчала, только положила руку на карман куртки, пытаясь нащупать револьвер. Сделав ей успокаивающий жест, Мазур надел темные очки, подхватил сумки и выпрыгнул из машины. Шагая к камере хранения, он на миг ощутил себя огромной подвижной мишенью в чистом поле – но не собирался менять решения. Слишком много населенных пунктов «соседям» пришлось взять под наблюдение, слишком много непосвященных оперативников втянуто в игру – а ведь есть еще и повседневная рутина, так что новое поручение останется очередной прихотью высокого и далекого начальства, которое обычно выполняют спустя рукава. Вряд ли они постоянно патрулируют сам вокзал – гораздо рациональнее пасти лишь перрон, следя за прибывающими и отъезжающими. Да и инструкции у них неминуемо туманны – то ли два человека, то ли полдюжины, то ли появятся здесь, то ли нет…
Все отняло минут пять. Он вприпрыжку вернулся к машине, плюхнулся на сиденье и сказал:
– А теперь на Ленина, батя, там мы тебя и отпустим… Отпустили, конечно, домов за десять от нужного. Не спеша пошли по широкой улице.
– Ты с ума сошел? – тихо спросила Джен.
– Ничего подобного, – сказал Мазур. – Это называется – под свечой темнее всего. Не сталкивалась с подобной аксиомой?
– Вообще-то смысл есть, – признала она. – Но как подумаю, что все кассеты лежат в примитивнейшей камере хранения…
– То-то и оно. От нас ждут нечеловеческих хитростей, а мы им – примитив. Хорошо срабатывает.
– А если пожар?
– Напряги память и подумай хорошенько, – сказал Мазур. – Ты когда-нибудь слышала про пожар на железнодорожном вокзале? Она добросовестно задумалась. Мазур остановил ее, отошел к бело-синему киоску и купил обоим мороженое. Вернувшись, сунул ей красивый пакет и поинтересовался:
– Ну как, вспомнила?
– Ты знаешь, как не бьюсь, припомнить не могу… – сказала она с удивленной улыбкой.
– То-то, – осклабился Мазур. – Горят дома, бензохранилища, леса и отели. А железнодорожный вокзал – нечто незыблемое и с пожаром никак не ассоциируется. Если и загорится, раз в сто лет. И потом, есть еще один нюанс… Мы сейчас совершенно слились с толпой – никуда не спешим, никакой поклажи не имеем. Если нас каким-то чудом и засекут, брать тут же ни в коем случае не будут. Станут следить, справедливо рассудив, что сокровища мы куда-то запрятали. Ты не видела слежки, когда отъезжали от вокзала?
– Не было никакой слежки. И за тобой, когда ты возвращался, никто не шел.
– Вот видишь, – сказал Мазур. – Честно говоря, у меня было желание отправить кассеты обыкновенной посылкой. На шантарский адрес кого-нибудь из знакомых. В советские времена я бы рискнул – но сейчас почта работает похуже, чем у вас лет сто назад на Дальнем Западе. Впрочем, в советское время мы бы с тобой в жизни не встретились и такую операцию не крутили бы… Постой здесь, долижи мороженое. Если пристанут знакомиться, гордо отворачивайся.
Он взбежал по ступенькам к двери в торце панельной пятиэтажки, над которой висела вывеска «12-е почтовое отделение». Минут через пять появился на улице. Джен с презрительным видом смотрела на поток машин, а возле нее вертелся сын кавказских гор в своей национальной одежде – замша, золото на пальцах и во рту, сизая трехдневная щетина – и уныло, без особой надежды, тянул:
– Дэвушка, правда нэ хочешь в рэсторан, да? Мазур дружелюбно похлопал его по плечу:
– Дарагой, это не ты на лестнице стодолларовую бумажку потерял?
– Какой лестница, да? – встрепенулся сын гор.
– А вон, где почта, – сказал Мазур. – На лестнице лежит, и президент на ней такой солидный… Вроде тебя такой.
– Разыгрываешь, да?
– Канэчно, да, – сказал Мазур, взял Джен под руку и направился прочь. Оглянувшись, увидел, что бог весть какими ветрами занесенный сюда горец все же философски озирает лестницу – вдруг да и в самом деле залежался зеленый президент?
– Ну что? – спросила Джен.
– Как в старом анекдоте, – ответил Мазур. – Есть одна плохая новость и одна хорошая. Телеграмму я отправил. Отметился, теперь генерал будет знать, где мы. Эта новость, понятно, хорошая…
– А плохая?
– Не такая уж плохая, но все-таки… Междугородный телефон у них только в одном месте – на центральном телеграфе. Раньше была еще парочка отделений, но в последние годы, как водится, навели экономию. Идя навстречу пожеланиям населения.