какую-нибудь сеть. Вот так он и надумал провести, что называется, разведку боем. Тогда и обратился к Егору Дорофееву. И вот чем всё закончилось…
Глава восьмая.
Любовь по-пармски
Они встречались попеременно то у него, то у неё. Видимо, чтобы вносить разнообразие в интимные отношения. Сегодня Карташ пришёл в гости к Нине. К Нине, поварихе из казарменной столовой, девке видной, с роскошной золотистой косой. Сожительствовали они уже год, и Карташу, как это ни странно, пока не надоело – потому как с ней можно было не только перепихнуться, когда плоть позовёт, но и поговорить душа в душу. Не по-бабьи умная она была, Нинка их столовки, вот в чём дело, вот что привлекало опального москвича…
По всему чувствовалось, что дом обходится без хозяина – этакая неуловимая, растворённая в житейских мелочах аура жилища одинокой женщины. Даже электробритва на подоконнике никак не влияла на общее впечатление. Да и женские запахи триумфально побеждали изредко забегающий мужской запах, выдавливали его из всех щелей, изгоняли отовсюду, куда он успевал забиться за ночь.
Их секс уже вполне можно было назвать супружеским. За год, что длится их связь, ушли водой в песок страсть, пылкие объятия и нежный шёпот. Уже не повторялись бурные, скопированные из «9,5 недель» сцены на пороге избы, они уже не терзали друг друга любовью до утра, уже не стремились каждую ночь превратить в незабываемый праздник. Они оба не относились к молодым романтичным и пылким особам, поэтому не воспринимали естественный ход вещей как трагедию, не закатывали по этому поводу сцен и не разрывали отношения. Они продолжали встречаться и ценили то, что есть.
Электрический будильник, тикающий на специальной короткой полочке над кроватью, показывал без пятнадцати десять вечера. По пармским представлениям насчёт что такое поздно, что такое рано – очень поздний вечер.
После десяти по посёлку шатались только пьяные и влюблённые, да вокруг «Огонька» вилась какая- никакая жизнь.
Карташ потянулся к прикроватной тумбочке, взял сигарету, прикурил, отдал Нине. Потом закурил сам. Пепельницу поместил на простыню между девушкой и собой. Как кинжал в рыцарских романах.
Какое-то время молча дымили, отдыхая после любовных игр, ожидая, пока сердца с ускоренного ритма вернутся к обычному.
Нинка затушила в пепельнице окурок, по-кошачьи потянулась крепким телом тридцатилетней женщины. Лукаво скосила глаза на соседа по кровати.
– Ну что, понравилась лялька? Запал, небось?
– Ты о чём? – спросил Карташ. Хотя уже сообразил что, вернее кого, имеет в виду Нинка.
– О биксе, которую ты встречал на вокзале.
– Дяревня, – усмехнулся старший лейтенант. – Пернуть нельзя, чтобы об этом не зашушукались в каждой избе.
– Пора бы уж отвыкнуть от Москвы. Кстати, перед девочкой-то козырнул своей столицей? Она хоть и шантарская, а Москва и для неё – мечта про счастье, желанный кусок.
Карташ подумал маленько и аккуратно полюбопытствовал:
– Ну, если ты такая осведомлённая, значит, слышала и про археолога, молодого и красивого? Тоже, небось, заинтересовалась не на шутку?
– Не только слышала, но и видала, – усмехнулась Нина. – Ничего мужчинка этот твой учёный, видный… Только мне не понравился. Темнила он.
– Почему «темнила»? – как можно небрежнее спросил Карташ.
– Н-ну, точно не скажу… Бабье чутьё, знаешь, что такое? Он словно эти демократы из телевизора. Что- то говорит, кем-то представляется, а на самом деле другой и… скорее всего, врёт, как прокурор. Хотя за руку его и не схватишь.
«Ну, это мы ещё посмотрим», – подумал Карташ.
– Ты от вопроса про ляльку-то не уходи, не уходи. Обнюхал её, помахал перед ней хвостом?
– Брось. – Карташ затушил свою сигарету, вернул пепельницу на тумбочку. – Я человек подневольный. Мне приказали – я встретил. А тебе, я так понимаю, меня ревновать больше не к кому, да?
– Да, – легко согласилась Нина, – ревновать тебя в нашем медвежьем углу особо не к кому. Но касаемо этой девочки… Тут даже не в тебе дело. В «хозяине» дело…
– В Топтунове? – с искренним удивлением спросил Алексей.
– Ага, в нём, – Нина завела руки за голову, призывно колыхнулась крепкая грудь. – Ох, Карташ, зелёный ты ещё. Зелёный, да борзый. Думаешь, он просто так отрядил к доченьке именно тебя? Думаешь, на твои затеи с левыми работами он согласился из большой нужды в лишней денежке? Ан нет, не тот человек Топтунов, чтобы рисковать зазря. А раз уж он ввязался во что-то – стало быть, не абы как, а имея в башке серьёзную цель.
– И что же за это цель, по-твоему? – Алексей откинул соломенного цвета волосы с её лба, приблизил лицо к её лицу.
– Москва, – очень серьёзно сказала Нина, глядя сверху вниз. – Москва, Карташ.
Она провела ладонью по его подбородку.
– Слушай, недавно вроде брился, а уже колешься… Так вот, Топтунов – он же крестьянин. Кулаком мог стать в иные времена. Он только с виду прост, а ведь хитёр, как старый лис…
– Да уж знаю…
