– Знаешь, а всерьёз не относишься. А он тем временем опутывает тебя по рукам и ногам. – Она игриво щёлкнула его по носу. – У него ж пенсия не за горами. Думаешь, не надоело ему зэками командовать – за столько-то лет? Думаешь, он жить не может без сопок да кедрача? Да он, только свистни, вприпрыжку поскачет менять бескрайние просторы на тесные квадраты хазы в Москве. А должность начальника лагеря – на работу охранника в какой-нибудь задрипанной московской фирме. Или где там у вас отставники пристраиваются? Потом, мой дорогой, он отец. У него на плечах дочь великовозрастная, её тоже, пристраивать надо. А доченька обретается хоть и в Шантарске, не в глухомани, но вдали от отцовского глаза, и поди угадай, с кем она там путается… Ну скажи, какой провинциальный папаша не хочет, чтобы его дочь училась в московском вузе, получила московскую прописку и в придачу к ней – зятя кадрового офицера? Перспективки – ё-моё! И если не с твоей помощью, то как иначе Топтунов может с Москвой породниться? Намерен он упустить такой подарочек судьбы, как ты? Молчишь, вот то-то. Не сомневайся, Топтунов собрал о тебе все сведенья, какие можно собрать официально и неофициально. Какие-то его связи, может, даже и до Москвы дотягиваются – с кем-то учился, с кем-то службу начинал… Так что ему известен весь перечень твоих похождений. И он знает, что ты в нашей дыре гость недолгий, самое позднее, через годик упорхнёшь ты отсюда белым лебедем. Так почему бы не отправить вместе с тобой и лебёдушку? Понимаешь меня?
– Хитрая ты баба, я погляжу… – Карташ недоверчиво покачал головой. С этой стороны он о «хозяине» как-то не думал.
– А то, – довольно усмехнулась Нинка. – При нашей жизни иначе никак нельзя.
– Считаешь, «хозяин» подкладывает под меня дочку? И Машка, по-твоему, в сговоре с ним?
– Насчёт сговора сильно сомневаюсь. Зачем? Достаточно описать ей, какой ты умный и предприимчивый, а также несчастный, вроде Пушкина в ссылке, – романтичную малолетку не может не пронять. Можно, кстати, и упомянуть невзначай, какие у тебя в Москве оставлены большие родители и большая квартира. Ну а после дать вам вволю побродить вдвоём по укромным уголкам. Вы сами всё сладите наилучшим образом. Что Топтунов и проделывает вовсю, разве не так? Я про твой внеплановый отпуск по уходу за ляльками.
– Ты и об этом знаешь?
– Я же сказала: забудь о Москве, где ты мог трахать всех тёлок на лестничной площадке, и каждая искренне верила, что она у тебя единственная…
Алексей со смехом заглянул в её запрокинутое лицо.
– Да что я, монстр, что ли, какой сексуальный… А насчёт охмурёжа – то это мы ещё посмотрим, кто кого охмурит.
– Знаю я вас, мужиков. Повидала… И тебя знаю. Ты мужик, конечно, видный, со стержнем, но есть в тебе этакая… м-м… сволочь ты, Карташ, одним словом. Да как и все мужики… Но ты меня не сбивай. Я тебе говорю всё это, потому как хочу, чтобы ты был готов…
– …что в самый пиковый момент ворвётся папаша, размахивая револьвером: «Женись, сучий потрох, или душу выну!»
– Думаю, он сыграет тоньше. Хотя, когда стукнет тот самый пиковый момент, он это ущучит, почует. Нюх у него, как у матёрого волчары. К тому же ты не думал, что он может пустить за вами соглядатая?
– Ты уж прямо не Топтунова описываешь, а какого-то жандармского полковника!
– А он у нас здесь заместо жандармского полковника и есть. И думаю, как раз в жандармском стиле, он подкопил на тебя компромат. Это ты свято уверен, что ваши делишки с левыми работами оформлены самым законным образом, комар носу не подточит. А Топтунов, может, ведёт свою бухгалтерию, по которой некий Карташ оказывается кругом проворовавшимся и замазанным. А, не думал никогда о такой возможности? Потом, компромат не обязательно должен быть реальным, он запросто может быть и фиктивным, но бьющим не менее тяжело. Есть у вас провозы, проносы и иные нарушения режима? Верно, где их нет. Так вот: я не удивлюсь, если в топтуновском сейфе лежит папочка, а в ней аккуратно подшиты листочки, на которых уголовники из числа сотрудничающих с администрацией чистосердечно признаются, что марафет получили от старшего лейтенанта Карташа, что старший лейтенант Карташ скрыл от начальства то-то и то- то противозаконие. И ещё много-много старшего лейтенанта Карташа в этой папочке. Вот тебе её и предъявят, когда дело дойдёт до решительного разговора. Кстати говоря, вполне допускаю, что для себя лично Топтунову ничего не надо. Его вполне устроит счастливое московское будущее дочурки. Но ради этого её будущего он готов переть, как кабан сквозь камыши.
– Не Топтунов у тебя получается, а Мюллер какой-то, – Карташ запнулся, вспомнив, что недавно сам сравнивал «хозяина» с героем известного сериала.
А Нина истолковала его заминку по-своему:
– Ты, наверное, вспоминаешь сейчас, не наговорил ли мне лишнего? Брось. Даже если и наговорил, то беспокоиться тебе не о чем. Дальше меня ничего не уйдёт. Я, может быть, единственная здесь, на кого ты можешь полностью положиться. Потому что мне не нужна твоя Москва, мне нужен ты…
Карташ понял, что Нина имела в виду под лишним. Однажды он разоткровенничался перед ней настолько, что рассказал, как в пору службы в инспекции исправучреждений, таскаясь за полковниками по зонам, от скуки придумал некую схему.
А придумал он, как разрозненные поставки спиртного в зоны свести в единую сеть, наладить чётко работающий механизм, не зависящий от случайностей. И естественно самому стать во главе новоиспечённого картеля. Не такая уж авантюрная и неисполнимая затея была, между прочим. Он изнутри наблюдал за работой исправучреждений, находил её слабые места, коих хватало с избытком, приглядывался к людям, от которых зависело исполнение режима, взвешивал, прокручивал задуманное в уме и так, и сяк. И выходило – если правильно взяться, дело вполне может выгореть. Но Карташ не только обдумывал, не только прокручивал в уме, но и принялся осуществлять подготовочку воплощения своей схемы в жизнь, а именно – начал вести окольные разговоры с людьми, которым суждено будет стать ключевыми звеньями. К счастью… да, наверное, к счастью, он так и не успел продвинуться дальше туманных бесед. Вмешались личные обстоятельства, которые и привели его в конечном счёте в этот глухой таёжный угол.
В общем-то, ничего особенного, ошибки молодости. Ему хотелось действовать, хотелось руководить и лидировать, хотелось, в конце концов, больших, быстрых денег. Но ведь, товарищи офицеры, замысел и умысел преступлением не считаются, не правда ли? Мало ли мы в уме совершаем преступлений! Каждый из нас в мыслях сотни раз убивал, насиловал, угонял машины, грабил банки… Однако не обязательно об этом рассказывать женщине, с которой делишь постель.
Всегда неприятно осознавать и заново переживать свои промахи. Этими ощущениями, видимо, и был
