Значит, я окажусь между молотом и наковальней, в состоянии войны на два фронта.
Но не признаваться же мне в убийстве, которого не совершал? Не признаваться. Значит, надо найти объяснение каждому из фактов. Итак…
Перстень я нашёл. В салоне своей машины, вернувшись в таксопарк. Обронил кто-то из пассажиров, кого возил за смену. Я подобрал, присвоил, захотел продать, немного разжиться деньгами.
Кровь на заднем сиденье? Да, помнится, вёз пассажира с забинтованной рукой, бинт был весь в крови, вероятно, с него и натекло. Группа крови совпадает, эка невидаль. Чехол? Да, заметил кровь, решил не пугать пассажиров и выкинул его…
Врёшь, бля, ещё поборемся!»
– Вы, конечно, думайте, – напомнил о себе следак. – А чтоб лучше думалось, я вот что вам подскажу. Явку с повинной, конечно, оформлять поздно, но зато вы можете написать чистосердечное признание. Потом на суде искренне раскаятесь в содеянном, упирая на то, что действовали не с заранее обдуманными, а в состоянии аффекта. Сошлётесь на безденежье, на семейные неурядицы. Вы же в армии служили. Может быть, когда-нибудь были ранены или контужены? Это хорошо обыгрывается. Дескать, иногда случаются приступы, мозг словно заволакивает пеленой. И получите по низшей планке. А иначе и пожизненное можно схватить. Вам это надо? Так что давайте сотрудничать, уважаемый Пётр Григорьевич…
…Сознание человека способно на всякие фокусы.
Раньше Пётр с недоверием относился к рассказу своего дядьки про то, как тот в армию уезжал.
А уезжал дядька весьма даже интересным образом.
– Он служил срочную в шестидесятых. Сперва всё шло, как обычно: призвался, дождался на призывном пункте своего покупателя, был посажен вместе с такими же обритыми наголо юнцами в обыкновенный пассажирский поезд. Разумеется, как сели, так и начали прощаться с вольной жизнью.
Дядька до этого не пил и не курил совсем, даже не пробовал никогда, ни капли, ни затяжки. Ну не отставать же от бравых сверстников, надо ж показать, что и ты тоже взрослый. Сначала опустошил поднесённый стакан портвейна, потом – беленькой, потом в дело вступил самогон, под конец дошло до одеколона, который, разбавленный водой, выглядел в стакане как молоко. Дядька храбро выпил и эту отраву. И ещё он таскался в тамбур дымить на равных с будущими защитниками родины. И вот когда дядька и так плохо уже соображал что к чему и где он, собственно, находится, в тамбуре ему предложили анашу. А он даже и не знал, что это такое, дело-то происходило в наивные шестидесятые. Ну и пыхнул дядька во все свои молодые, сильные лёгкие…
Очухался он через месяц. Очухавшись, обнаружил себя в казарме, на полу, с расквашенным носом, а над собой увидел перекошенную физиономию сержанта. Это была уже казарма той части, в которой предстояло тянуть срочную лямку. То есть за спиной потерялся прожитый в карантине месяц. Весь курс молодого бойца, прожитый в сомнамбулическом состоянии. Дядька бегал кроссы, назначался в наряды, учил устав, принимал присягу, ходил на стрельбище, занимался строевой на плацу, разговаривал с кем-то о чём- то, его принимали за нормального – он же ничего из этого вспомнить не мог.
Теперь Пётр верил дядьке на все сто. Дядькина история повторилась почти в точности теперь уже с ним. Прошёл месяц – и словно не было месяца. Что-то припоминалось лишь отдельными фрагментами.
Более-менее отчётливо запечатлелось явление нового адвоката. Выходит, был и старый, которого заменили, но он стёрся из памяти полностью.
Новый адвокат начал со странной на первый взгляд фразы.
– Вы сделали всё правильно. Ваш выбор оценили. Вам просто не повезло, тот, кто стал причиной вашего невезения наказан, но последствия его ошибки не так легко исправить. Я думаю, вы понимаете, кто оплачивает мои услуги? Так вот что касается моих услуг. К сожалению, полного оправдания обещать не могу. Наша беда в том, что дело вышло довольно громкое. Если бы в качестве жертвы проходила менее заметная в городе персона… Так что уж теперь! А тут ещё проклятая ежегодная ведомственная отчётность. Высокие милицейские чины с разных трибун отрапортовали, что нашумевшее дело Казарновского раскрыто, украденные ценности, составляющие достояние республики, частично возвращены, ведётся следствие. Мол, обвинения, что органы плохо работают, беспочвенны и несостоятельны. К сожалению, нам не дадут вывести вас вчистую, это обернётся для людей в мундирах форменным позором. Но убийцу из вас мы сделать не дадим, это уж увольте. Прямых улик нет, а с косвенными мы управимся. Самое большее, на что они могут рассчитывать, – соучастие. А там уж приложим ваши положительные характеристики отовсюду, незапятнанную биографию, раскаянье. Ну думаю, в самом крайнем случае года два. Попробуем добиться условного. Эх, нам бы под амнистию попасть, но это уже чистой воды везение. Но я также уполномочен сказать, что даже при самом неблагоприятном развитии – вы понимаете о чём я? – вам помогут и там. Ладно, не будем о худшем, давайте мы с вами выработаем вашу новую линию защиты…
И всё. И снова провал в памяти. Словно ластиком кто стирал.
А окончательно Пётр пришёл в себя, как в своё время дядька от сержантского кулака, от приговора, зачитанного судьёй. Пять лет лишения свободы с отбыванием наказания в колонии общего режима. И что странно – он не испытывал никаких эмоций. Будто давно знал, что это неизбежно…
– Всё, – Гриневский выдохся. – Честно, всё…
Потом Пугач появился на зоне, узнал меня. Подозвал, накормил-напоил, сказал, что добро помнит и за мои страдания, за ментовскую несправедливость готов расплатиться. Вот и предложил уйти с ним в соскок… Я что, должен был отказать – Пугачу?
Карташ малость поразмыслил. В словах Гриневского была, ох, была правда… По крайней мере, логика. Если он и врёт, то врёт очень уж умело.
Алексей помнил, по какой статье Таксист загремел в зону, знал он и то, что даже уголки относились к нему с долей уважения – как же, сам сел, подельников якобы по убийству Казарновского не сдал… Поколебавшись, он размотал проволоку. Сказал негромко:
– Ну смотри у меня, Гриня. Если что – пулю сразу получишь, ждать не буду…
Маша уже спала на лапнике, укрывшись Карташовским бушлатом, положив ветровку под голову.
Глава третья.
Несчастливая, как и положено, или заходите к нам на огонёк…
