подозрение, большой прагматик. Боже, как хочется достать эту суку, аж зубы ломит…
Глава седьмая
Дракон бессмертен, господа…
Кафе именовалось нейтрально и где-то даже лирически: «Хай лайф» (причем изображено это было не иностранными литерами, а самыми что ни на есть отечественными буквицами). Пожав плечами, Мазур распахнул дверь, пропуская даму вперед, как и положено воспитанному джентльмену.
Слева, в небольшом зальчике, стоял с десяток столиков, отнюдь не грязных и не пыльных, но все равно отчего-то сразу создавалось впечатление, что последние клиенты за них присаживались этак с год назад. От столиков так и веяло застарелым сиротством, долгим одиночеством… примитивной декорацией, использовавшейся раз в сто лет.
Справа, за невысокой, не особенно длинной стойкой бара, как и положено в приличных заведениях, помещался бармен при белой рубашке и черной бабочке – вот только по росту и устрашающей комплекции он скорее напоминал дублера Кинг-Конга, только что вылезшего из синтетической шкуры.
Судя по его недовольному взгляду, его отнюдь не волновали ни клиенты, ни выручка. Вовсе даже наоборот: уставившись на них без малейшего радушия, бармен проворчал:
– Закрыто у нас…
– Спецобслуживание? – понятливо спросил Мазур.
– Типа того.
– Совсем хорошо, – сказал Мазур. – Спец, через черточку обслуживание… Поскольку я – спец, вот ты меня и обслужишь…
– Дядя, гуляй отсюда на улицу, – наставительно посоветовал верзила, мастерски играя угрожающими интонациями. – Закрыты мы, ясно? Повар запил, официантки поголовно в декрете…
– Это хорошо, друг мой, что у вас есть несомненное чувство юмора, хотя и весьма специфическое, на мой взгляд… – протянул Мазур. – А вот эти симпатичные бутылки у вас за спиной… неужели декорация?
– Ага, – сказал бармен. – Для виду. Повар все выжрал, вот чаю и набуровили для приличия…
– Повар ваш – сущий монстр, право… – сказал Мазур. – Ладно, мы сюда не жрать пришли. Ковбой мне надобен.
– Какой еще ковбой? – весьма натурально изумился бармен. – Это вам, дяденька, в кино надо. Тут недалеко, два квартала. Может, и крутят чего про ковбоев…
А он, между прочим, был не дурак. Это Мазур отметил очень быстро. Сообразил, должно быть, что надоедливый визитер что-то не похож на случайно забредшего… Обе его руки были на виду – значит, кнопочку он нажал ногой…
Дверь в глубине зальчика распахнулась, и оттуда проворно выскочил второй индивидуум, не менее рослый, но одетый без всякого буржуйского шика вроде бабочек и белоснежных рубах – в прозаических джинсах и футболке, здорово оттопыренной с правой стороны.
– Ну? – спросил он бармена, не теряя времени.
– Странный какой-то хмырь, – проинформировал бармен.
– Ребята, – проникновенно сказал Мазур. – Как я вам благодарен… Давно уже в мою сущность не проникали столь молниеносно и не характеризовали ее так лапидарно…
– Чего-о? – обиделся вновь прибывший. – За «пидарно» ты мне сейчас ответишь…
– Этот – твой, – сказал Мазур, кивая на него Кате.
И, не теряя времени, уже успев просчитать пируэты, оперся руками на стойку, молниеносно взмыл над ней, как следует оттолкнувшись от пола, заплел ногами бычью шею бармена и в два счета опрокинул его на пол. Для пущего вразумления добавив ребром ладони по чувствительной точке организма, оглянулся.
Там все обстояло, как в лучших домах – пистолет второго верзилы валялся на полу, сам он стоял на коленях с заведенной за спину рукой, а Катя, грамотно выкрутив его запястье, негромко объясняла:
– То не досточки, а косточки хрустят… Чуть дернешься – и треснет рученька пополам…
Вразумленный притих, не дергался больше, но, ежась от боли, взвыл:
– Что за наезд, козлы? Предъявите, как люди!
– Ну, это мы запросто… – сказал Мазур.
Достал пистолет, поднял бармена за воротник жалобно затрещавшей рубахи и, вытащив наручники, моментально сковал запястье со щиколоткой. Перебросил Кате вторую пару наручников, коими снабдил хозяйственный Лаврик. Катя проворно привела своего пленника в то же самое положение, подталкивая согнутого в три погибели, отправила к стойке, где он и успокоился рядом с барменом.
– Порядок, – сказал Мазур. – Ты их постереги пока.
Заперев изнутри на засов входную дверь, не убирая пистолета, направился в ту часть, где располагались служебные помещения. Кафе было переделано то ли из советской пельменной, то ли небольшого магазинчика тех же времен, располагавшегося на первом этаже старой пятиэтажки, а потому помещеньице было небольшое: короткий коридор с двумя дверями слева и одной справа. Легонько пнув те, что слева, и убедившись, что они заперты, Мазур направился к той, что справа. Рванул дверь на себя и вошел без излишней суеты.
Как и следовало ожидать, кабинетик был небольшой, но обставленный с пошлой роскошью. Антоша свет Ковбой вскочил из-за стола с физиономией злой и удивленной, но, узрев в руке Мазура то самое подобие марсианского бластера, благоразумно воздержался от резких движений. Зло щурясь, процедил:
– Та-ак… И до меня добрались?
– А ты думал? – сказал Мазур. – Пушечку достань из левого внутреннего кармана и мне перебрось. Ну? – Он левой рукой поймал на лету брошенный «Макаров», небрежно отбросил его в угол, подальше, кивнул. – Ну вот, теперь можешь сесть… Между прочим, пистолет во внутреннем кармане лучше носить дулом вверх, так его выхватить проще – одним пальцем за скобу зацепил, и все дела… Ты учти на будущее, чадо.
– Учту, – мрачно пообещал Антоша. – Ребята мои где?
– Живехоньки, не беспокойся, – заверил Мазур. – Я же не садист, Антоша, я старый, усталый человек. А старость, да будет тебе известно, проявляется в том, что устаешь убивать, разве что по особой надобности… Тебе объяснить, кто я такой?
– Не надо, – сказал Ковбой, буравя его взглядом исподлобья – не столько испуганным, сколь настороженным. – Сам знаю. Московский адмирал из какой-то хитрой спецуры, верно? Ну, что скажешь? Хорошо вы меня с Гвоздем кинули. Кирила питерский, а… Чего на меня наезжаете-то? Вроде дорогу не переходил…
– Это тебе только так кажется, сокол, – сказал Мазур, садясь. – Я тут намедни просматривал твое досье. И кое-какое впечатление себе составил. Срочная в десантуре, сержант с пригоршней значков, на дембель пошел аккурат в девяносто первом, так что тут тебе подфартило, лиха не хлебнул…
– Не хлебнул? – усмехнулся Ковбой. – Это как посмотреть. В Карабахе помиротворствовал… Не доводилось видеть, как отрезанными бошками в футбол играют?
– Ковбой ты Ковбой… – сказал Мазур устало. – Если разбираться, кому из нас сколько и чего доводилось видеть… Ладно. Вернемся к твоей незатейливой биографии. Только ты обосновался на гражданке, как начались, не к ночи будь помянуты, все эти события, что свалились нам на голову после исторического, мать его за ногу, августа девяносто первого… И решил ты, сокол, что лучше стричь, чем быть стриженым…
– Осуждаете?
– Да нет, почему, – сказал Мазур. – Я как-никак не господь бог и даже не его заместитель по тылу… Каждый сам выбирает, чем ему заниматься и по какой дорожке топать. Слушай, Ковбой… А какого хера ты себе такую кличку выбрал? Ведь «ковбой» в буквальном переводе с американского означает всего-навсего «коровий парень», то бишь пастух. Это только в кино ковбои шлялись дни напролет с пушками на поясе, а в реальной жизни они только тем и занимались, что скот пасли: жопа в мозолях, спина в мыле, в пивнушку раз в месяц и вырвешься…
– Да вот, прилипло как-то, – сказал Ковбой, все это время пытливо разглядывавший Мазура. – Вы, герр адмирал, за тем и пришли, чтобы о погонялах потолковать? Давайте без лишнего пустозвонства, а? Говорите, чего надо…
– Храбрец, а? – хмыкнул Мазур.
– Да напугать-то всякого, пожалуй, можно, – рассудительно сказал Ковбой. – Нужно только слабинку найти… Вы до моей пока что не дошли… а ведь и у вас своя где-то есть, правда?
