– Наверняка, – задумчиво признался Мазур. – Ну, ты прав, к чему нам толочь воду в ступе… Слышал про печальный конец Гвоздя, имевший место быть вчера вечером?
– Шутите? Такое моментально разносится… Это не вы ли его, а?
– Пальцем в небо, соколик, – сказал Мазур. – Он мне нужен был живой, верно тебе говорю… Но если уж вышло так, что шлепнули и его, и Ларису… ага, и Ларису, – сказал он, усмехнувшись. – Судя по тому, как у тебя брови взлетели, про нее ты еще не слышал, я так понимаю… В общем, их шлепнули, и у меня остался только ты… Уж прости, но ты, как у вас говорится, качественно попал под раздачу, и я не намерен отступать, я не умею отступать, когда у меня имеется четкий и недвусмысленный приказ…
– Не стращайте, – угрюмо сказал Ковбой. – Дело говорите.
– Ну, давай о деле, – сказал Мазур. – Приятно потолковать с умным человеком… Дела, Антоша, обстоят следующим печальным образом: в те самые черноархеологические цепочки, о которых ты просто не мог не слышать, вполне даже закономерно вплелась, как писали раньше в газетах, одна иностранная разведслужба. Не будем уточнять которая, но скажу тебе сразу: не из последних. Крутая разведслужба, серьезная… Ну, ты же понимаешь: там, где через границу идет любая, пусть поначалу самая безобидная контрабанда, рано или поздно появляются гораздо более вредные субъекты: наркоторговцы, шпионы… Резон прост: к чему долго и кропотливо строить с нуля собственную тропу, если можно воспользоваться уже имеющейся? Гораздо меньше уйдет трудов и денег, да и прикрытие неплохое: какое-то время никто ничего и не заподозрит… Разведслужба эта, буду с тобой опять-таки откровенен, давно и усердно ставит в вашей губернии кое-какие устройства для съема информации. Ты не мог не слышать хотя бы краем уха о таких штуках.
– Доводилось. Типа – стоит себе на опушке поганый пенек, а на самом деле он радиоперехватом занимается?
– В точку, – сказал Мазур. – Вот что значит – сержант десанта, это, знаешь ли, себя показывает…
– Вы комплименты для девок приберегите, – настороженно сказал Ковбой. – Я ж не полный дурак… Вы же меня повязать хотите этакими гостайнами? Нет?
– Ну разумеется, – сказал Мазур с самой что ни на есть невинной и доброжелательной улыбкой. – Я тебя уже повязал, Ковбой. Как только открыл рот. Едва ты услышал про господ иностранных шпионов, автоматически попал в одно из тех заведений, где вход бесплатный, зато выход стоит мешок денег… Если хочешь меня как следует выругать, не стесняйся, я понимаю, дело житейское… Я даже не обижусь.
– Подите вы, – проворчал Ковбой. – Толку-то зря матюгаться?
– Ну, ты даже умнее, чем мне поначалу казалось, – серьезно сказал Мазур. – Честное слово, это не комплимент, а констатация факта. И поверь уж на слово: я тебе не дезу толкаю, говорю чистую правду. В конце концов, что ты за цаца, чтобы адмирал к тебе подкатывал дезу толкать… Все так и есть… к сожалению для большинства тех из действующих лиц, кто имел несчастье оказаться причастным к археологическим делам. Почти все – на том свете. Гвоздь, Лара, еще несколько… Сказать, кто следующий, или сам догадаешься? И не надо про собственную крутизну. Гвоздь, откровенно говоря, был малость покруче – но получил свои девять граммов как нечего делать.
– Почему?
– Пока не знаю, – сказал Мазур. – Эти нюансы мы пока что не просекли. Вполне возможно, наши иностранные друзья здесь, в губернии, свою задачу выполнили. Может быть, они перебазируются куда-то в другое место. Может быть, они выводят агентуру из игры, возвращают – и хотят напоследок почистить ряды лишних свидетелей. В любом случае они чистят место. Сдается мне… Знаешь, почему ты жив до сих пор? Потому что не успел еще встать на ту тропинку, только подбираешься к ней, поскольку золотишка захотелось. Но как только ты сунешь нос чуточку дальше…
– Что, о моем здоровье заботитесь?
– Да ничуточки, – усмехнулся Мазур. – Просто… Ты мне пока что нужен. А потому должен оставаться в добром здравии. Разумеется, это цинично, прагматично насквозь, но ты мне, прости, не сват, не брат и не сослуживец. Так что речь может идти исключительно о взаимовыгодной сделке. Будешь со мной работать, останешься жив и здоров. Нет… Ну что же, мы и без тебя придем к нужному результату, хотя для этого, честно скажу, потребуется гораздо больше времени и трудов… Но вот тебя при этаком раскладе непременно шлепнут. Не мы, конечно. Другие. Здесь работает нехилый волк – тот, кто все последние умертвия оформил. Я бы с превеликим наслаждением перерезал ему глотку – но не могу его не уважать с точки зрения профессионала. Хваткий, проворный, не допустил пока что ни малейшей ошибки, сволочь… Вчера я, по секрету признаюсь, выдирался из ловушки, в которой по его милости оказался, и, знаешь, до конца не был уверен, что не словлю пулю. А ведь я четверть века людей режу. Но даже мне было неуютно… А уж тебя, извини, он сделает, как два пальца…
– Конкретно, – пробурчал Ковбой.
– Изволь. – Мазур плавным движением, чтобы не нервировать собеседника, запустил руку во внутренний карман и достал цветную фотографию. – Знакома тебе эта милая девица?
– Что, это и есть…
– Ага, – сказал Мазур. – Ну, ты же грамотный парень. Это только в кино шпионы – отвратные на рожу, дерганые… В жизни они как раз наоборот, обаятельные и компанейские… Видел ее когда-нибудь?
– Да вроде нет…
– Антоша…
– Говорю, не видел! Где она вообще есть?
– Где-то вблизи раскопок, – сказал Мазур. – То ли еще здесь, в городе, то ли уже в тайге. Вероятнее всего – второе. Мы тут ненароком встретили Танечку из магазина «Радость» – только не говори, будто не знаешь такую, все равно не поверю, – пригласили в гости и порасспросили как следует.
– Все крашеные ноготки, поди, пассатижами поободрали?
– Антоша… – с мягкой укоризной сказал Мазур. – Ну зачем ты мне повторяешь измышления буржуазной пропаганды и отечественной демократуры? Осуждены подобные методы давным-давно… ведь, в конце-то концов, есть средства, гораздо более эффективные и гуманные, нежели ржавые пассатижи… Но мы и их не применяли. Все гораздо проще. Девочка далеко не дура. Она поняла, что вдруг в одночасье осталась на белом свете без друзей и крепкого мужского плеча…
– На хрен ей мужское плечо? – цинично усмехнулся Ковбой. – Ей как раз женские подавай…
– Ну, я же в переносном смысле, – терпеливо сказал Мазур. – Что ты к словам цепляешься? В общем, дошло до нее, что ей нужна защита, которую не смогут предоставить ни зубная паста, ни прокладки с крылышками. И она была откровенна. Правда – я и тут с тобой откровенен – она знала не особенно много. Придется тебе ее показания пополнять. Мне нужно, чтобы ты ответил на все мои вопросы касаемо того кургана, что «черные археологи» копают сейчас неподалеку от монгольской границы. Хребет Монгурах. Тот самый курганчик, к которому ты воспылал. И уже успел предпринять кое-какие шаги… только я не знаю – какие. Но ты мне сейчас обо всем расскажешь, как на исповеди.
– А моя выгода? – быстро спросил Ковбой. – Может, как-нибудь поменяемся? Вы мне – свободу рук касаемо раскопа, а я вам – содействие?
– Эх, Антоша… – сказал Мазур. – Наобещать-то можно много, а вот что до выполнения… В понятие «свобода рук», я так понимаю, ты вкладываешь содействие в овладении и вывозе?
– Допустим…
– Аппетит у тебя… – сказал Мазур. – Извини, но служба на такое, с позволения сказать, сотрудничество никогда не пойдет. Очень уж вонючая была бы сделочка. Да и гораздо рациональнее приставить тебе нож к горлу, нежели помогать нарушать законы независимой России… Ладно, – жестко сказал Мазур. – Я тебе могу обещать одно. Мы не будем тебе мешать. В конце-то концов, это не наша функция – заботиться о сдаче государству найденных кладов. Ясно? Тебе не будут мешать, сможешь выкопать золотишко и увезти, пока мы заняты своими делами, – твое счастье. Если нет… Ну, не повезло тебе, что тут скажешь… И это максимум того, что я могу для тебя сделать. Пока мы будем поглощены своими заботами, используй момент…
– Перспективочка-то не особенно радостная…
– А ты оцени откровенность, – сказал Мазур. – Я ведь мог тебе, не краснея и не моргнув глазом, пообещать золотые горы. Заверить, что мы тебе лично грузовички подгоним с трезвыми грузчиками в смокингах и белых перчатках… А потом обмануть. Но я с тобой предельно честно играю, Антоша. Что могу, то и обещаю. Сумеешь проскользнуть, пока дверь открыта, – твое счастье. Ну, что думаешь?
