Ашхабадский вор

приблизившись. – Мы приехали встретить уважаемых русских гостей и проводить к хозяину. Генгеш-той! Не будем стрелять, да?

Был он весь какой-то лоснящийся, округлый, ни дать ни взять – евнух на пенсии с иллюстрации из «Тысячи и одной ночи», лет шестидесяти, в расписном халате, почти лысый, с крошечными чингизхановскими усиками возле самых уголков губастого рта и такой же недоразвитой бороденкой, растущей из середины мясистого подбородка, с маслянистыми глазками, щурящимися из-под набрякших век, с раздутыми щеками…

Карташ отер пот со лба и выдавил:

– Да где ж вас раньше носило, шайтанов…

Он оглядел свое воинство. Гриневского, казалось, сейчас удар хватит – синий лицом, вылупив зенки и отвиснув челюстью, он таращился на посланцев фронтового друга, как на инопланетных пришельцев, предлагающих ему увлекательную ознакомительную экскурсию к Альдебарану. В таком же обалдении смотрела и Маша, но румянец на ее лицо постепенно возвращался. Признаться, и сам Карташ весьма сомневался, что выглядит лучше.

– Опоздали, опоздали, каюсь! – Ханджар прижал к груди пухлые руки и зажурчал скороговоркой: – Приключились непредвиденные трудности, но уже самым достойным образом преодоленные. Я счастлив видеть, что возлюбленные друзья моего начальника, уважаемого Дангатара Махмуд-оглы, целы и невредимы, я должен был проверить – те ли вы самые, кого я жду, вот и послал вперед моего доброго приятеля, этого благородного стража здешнего порядка… – На миг лицо его помрачнело, и он осведомился с тревогой: – Целы ли и невредимы возлюбленные друзья моего нач…

– Целы, целы, успокойтесь, – устало проговорил Карташ, чувствуя, как отпускает. Ну, вот и добрались. Вот и на месте. Хвала Христу, Аллаху и всем прочим богам…

Однако Гриневский отнюдь не выглядел столь расслабленным.

– Где сам Дангатар? – спросил он подозрительно.

– Последствия тех самых трудностей заставили его задержаться, – с готовностью объяснил Ханджар. – Он послал нас, своих верных слуг, и просил умолять его о прощении, что не сам он вынужден встречать столь доро…

– У него шрам на лице есть? – перебил Таксист.

Ханджар сбился, посмотрел недоуменно, нахмурился. Пробормотал:

– Прошу извинить, уважаемый, но я не очень хорошо понимаю. Должно быть, я слишком давно изучал язык великих Пушкина, Толс…

– Если вы, уважаемый, верный слуга Дангатара, – отчеканил Гриневский, наваливаясь на стол, – то должны знать, есть у него на лице шрам или нет.

– Шрам?..

– Шрам. След от ранения, полученного в бою с врагами. Повреждение на лице. Как еще сказать…

Ханджар несмело кивнул и провел ногтем большого пальца полоску себе по физиономии – наискось от правого виска к переносице.

– Что ж, – шумно выдохнул Таксист и выпрямился – теперь расслабился и он, – по крайней мере, этот верный слуга хозяина в лицо видел…

– Параноиком ты стал, Гриневский, – негромко бросила Маша.

– Станешь тут…

– Теперь все в порядке? – робко поинтересовался Ханджар.

– Ну.

– Тогда могу я спросить – все ли в порядке с грузом, который с таким нетерпением ждет мой господин? – сейчас в его голосе появился плохо скрываемый сарказм, и Алексей вспомнил, что, по большому-то счету, самому многоуважаемому Ханджару на дорогих гостей плевать… равно как, не будем забывать, господа, о такой возможности, – и самому Поджигаю, да продлит Аллах его годы.

– И могу я узнать, где находится груз?

– Сначала об этом узнает Дангатар, – сказал Карташ твердо.

– Но груз прибыл?

– Дангатар.

Ханджару явственно сие по душе не пришлось. Он задумчиво пожевал губами, потеребил седенькую бородку, но как на месте выманить у русских тайну золотого ключика, не придумал. И махнул рукой своим бойцам.

– Будь по-вашему. Желание гостя – закон. Транспорт ждет, любезные друзья, равно как ждет и мой господин. К полудню мы должны быть подле него с отчетом…

Нет, ну точно: «Тысяча и одна ночь».

Транспортом оказался старенький, чуть ли не времен Второй мировой, но с виду еще бодрый грузовой «мерс», крашенный зеленой краской, уже выгоревшей и облупившейся, и с крытым брезентом кузовом. Алексей невольно улыбнулся. Примерно с полгодика назад, после дежурства, еще будучи полноправным офицером ВВ, старший лейтенант Карташ взял в зоновской библиотеке книжку под названием «Колумбийская балалайка» – надеясь, что примитивненькое чтиво, какового нынче развелось, что песка в Каракумах, усыпит его, усталого, почище морфия. Однако книжонка оказалась столь увлекательной и смешной, что он читал чуть ли не до подъема, изредка похохатывая в подушку над злоключениями русских в Колумбии. Так вот: тамошние наркобароны гонялись за нашими на аккурат таком же «мерсе» – по крайней мере, Алексей именно так его себе представлял. Грузовик ждал за столовой, под одиноким тусклым фонарем, у начала грунтовой дороги, ведущей куда-то в пески – не иначе, по ней сюда доставляли продукты. Алексей последний раз осмотрелся – все ли тихо, мысленно перекрестился, поплевал через левое плечо и полез в кузов. В конце концов, нельзя же в каждом встречном-поперечном врага видеть. Тем более, оружие у них не отобрали – добрый знак.

В кузове было темно, как в душе шайтана, поэтому располагаться пришлось на ощупь. Залезли Гриневский, уважаемый Ханджар и один из бойцов уважаемого Ханджара – двое остальных, надо полагать, расположились в кабине. Маша села рядом с Алексеем, молча сжала его ладонь. Ей было страшно, но она держалась, не жаловалась. Молодец, девочка, мне тоже страшно до усрачки. Ничего, прорвемся. Он положил руку ей на колено.

Тронулись. Время от времени взрыкивая мотором, «мерседес» покатил по грунтовке навстречу неизвестности. В кузове были окошки – овальные дыры, затянутые мутным плексигласом, но поелику на дворе ночь, то смотри не смотри, а фиг увидишь. Поэтому Алексей поерзал, поерзал и оставил попытки выяснить, куда их везут. Да и какая, собственно, разница – все равно они тут впервые. Под мерное покачивание грузовика Карташ и сам не заметил, как уснул крепким сном офицера, выполнившего свой долг.

.........

Разбудило его солнце, лупящее сквозь окошки с одержимостью старика Диогена, стырившего где-то галогенный прожектор ради поисков человека. Алексей поморщился, заслонясь ладонью, осторожненько снял с плеча голову уютно расположившейся Маши, поворошил языком во рту. Во рту будто кошки нагадили, хотя, вроде, не пил. Водички бы…

Грузовик все так же мирно катил вперед, однако, приподнявшись на скамейке, укрепленной вдоль борта, и выглянув в проем заднего борта, Карташ отметил, что пейзаж снаружи изменился кардинально. Вместо индустриальных построек сортировки теперь его глазам открылась степь. Выжженная, поросшая чахлой травкой, серая и ровная, как стол. Без кочек, деревьев, возвышенностей и признаков жизни – как разумной, так и нет. Даже дорога исчезла. От края до края, от горизонта до горизонта. Серый стол степи накрывала миска неба – такого же серого и уныло однообразного, ни точки, ни облачка.

Смотреть было, в общем, не на что, и он оглянулся на попутчиков. Машка, бесхитростное создание, продолжала мирно посапывать, устроившись на скамье и положив ладошки под голову. Таксист тоже бесстыдно дрых – отвалившись к брезентовой стене кузова и громко сопя открытым ртом. Ну и компания подобралась, с вялым раздражением отметил Алексей. Никто не дежурит, никто не караулит… А если бы ночью им глотки перерезали? Ну, положим, резать их не стали бы, постеснялись до той поры, пока не выяснят, где платина. Но мало ли что… Командир один, что ли, должен за всех думать! А как там наши