физиономию с ее не самой сложной гаммой чувств. В душе сытенький «кротик» из президентской администрации примитивно ликовал. Ну и черт с ним, всегда нужно помнить наставления господ: жандармских офицеров касательно работы с агентурою – профессионалы были, дело свое понимали туго…
– Привез, привез, – повторил Данил. – А вы как думали?
Достал из внутреннего кармана джинсовой куртки белый длинный конверт и сунул его в бардачок. Конверт был тонкий – оттого, что доллары вещь компактная. Казимир краем глаза, стараясь делать это незаметно, взирал на Даниловы манипуляции.
«Подарками», как легко догадаться, высокопарно и деликатно именовалась регулярная зарплата, не учтенная ни единой официальной инстанцией на территории обеих республик, вот-вот вроде бы собравшихся, в противоположность амебам, слиться в единую державу…
Казимир, однако, своих баксов стоил. Поскольку являл собою классический пример ваньки-встаньки, к тому же непотопляемого. Примерно ровесник Данила, едва закончив институт, двинул по комсомольско- профсоюзно-советско-партийной тройке – да так с нее и не сошел, ибо, как ни меняется власть, какие зигзаги она ни выписывает, незаметные чиновнички ухитряются остаться в большинстве кабинетов. Знаменитый парижский палач мэтр Сансон, как известно, добросовестно стриг голову и при последнем Людовике, и при республике, и при Наполеоне. Что ж тогда говорить о легионах письмоводителей и столоначальников, занятых гораздо более мирным промыслом?
На попытки завязать джентльменский разговор – любой платный информатор обожает сохранять в отношениях долю великосветскости – Данил отвечал дружелюбно, но кратко. Черт его знает, мог и попасть под колпак, могли всадить в тачку некую компактную фиговину, как это произошло с Климовым.
Наконец добрались до Ожереловичей – крохотные озерца, зеленые островки леса, редкие громады двенадцатиэтажек, тишина и пастораль… Данил первым вылез из машины, закурил и погрузился в созерцание умиротворяющих взор пейзажей. Потом сказал чуть ли не растроганно:
– Красота какая, а мы-то, глупые, спешим неизвестно куда, по бетонке носимся… Ну, как тут без меня идут дела? Я смотрю, на Батьку опять поднимают хвост ущербные умы?
– Перемелется, – с ухмылочкой ответил Казимир.
– И никаких признаков, что трон пошатывается? Казимир, мы с вами старые друзья, вы должны были накрепко запомнить – меня в первую очередь интересует т о ч н о с т ь…
– Точность я вам гарантирую, никаких признаков слабости, поводья крепко зажаты в руках. Поддержка «ключевых точек» по-прежнему обеспечена. И в этих условиях тем более странно…
– Что? – без промедления спросил Данил.
– Данила Петрович, мы с вами, как говаривала моя светлой памяти бабушка, люди из одного ящика. Как-никак, когда-то были с о с е д и. Поэтому вы должны понимать иные деликатные материи. Знаете, как э т о бывает, – нет конкретных данных, нет никаких конкретных имен, но общая обстановка, некие трудно описуемые словами тенденции, общая атмосфера…
– Я, кажется, понимаю, – сказал Данил. – Грубо говоря, в наших кругах что-то такое витает в воздухе, а? Некое предгрозовое состояние, каковое обостренно предчувствуют ревматики и сердечники?
– Именно это я и имею в виду. Вам интересно?
– Весьма, – сказал Данил.
Казимир, заложив за спину ненатруженные рученьки, задумчиво озирал ландшафт. Данил терпеливо ждал. На нюх старого аппаратчика следовало порой полагаться в точности так же, как на нюх старого топтуна.
– Так вот, – сказал Казимир. – Некоторые начинают вести себя так, словно Батьки н е т. Словно его неким чудом растворило в воздухе или подхватило смерчем и унесло на край света, откуда он не скоро доберется назад. Вы понимаете, хороший шахматист всегда рассчитывает на несколько ходов вперед. И я с недавнего времени стал замечать, что иные рассчитанные в будущее ходы совершенно не предусматривают существования Батьки как реального, оказывающего воздействия на события и людей фактора. Не предусматривают вообще. Не требуйте от меня конкретных имен – дело не в именах, ситуациях, разговорах и поступках. Тенденция п о р х а е т. И понемногу оформляется. Вплотную подходя к формулировке «Е с т ь м н е н и е».
– Идея овладевает массами? – с усмешкой бросил реплику Данил.
– Ну, до этой стадии еще не дошло. Никаких масс. Идея, я повторяю, порхает… И откровенно не предусматривает Батьки. Я понятно излагаю?
– Абсолютно, – сказал Данил.
Бесполезно и бессмысленно было бы требовать протокольной точности. Наверняка ее и не существует, сытенький интриган прав – причем тут имена, поступки и разговоры? П о р х а е т идея. Но что это может быть? До выборов далеко. Никогда не удастся превратить кучку демонстрантов в возмущенные массы. Армия и КГБ, насколько нам известно, лояльны. МВД – тоже. Не может же это быть… А почему – не может? Ежели даже у янкесов, почитаемых светочем демократии, не единожды проскакивало…
– Это, так сказать, теоретическая часть, – продолжал Казимир, убедившись, что Данил не собирается задавать уточняющих вопросов. – Касающаяся главным образом наших палестин. Есть и практическая. Та, что касается вас. Не вас лично, я имею в виду, а вашего «Интеркрайта». В последнее время в наших коридорах опять-таки порхает мнение, будто в свое время некоторые излишне поторопились приглашать вас в инвесторы. Говорят, не только ваше прошлое, но и настоящее гм… изрядно запачкано весьма неблаговидной деятельностью…
– Интересно, – сказал Данил. – Что-нибудь формулируется точно?
– Нет. Пожалуй, нет. Тут опять-таки избегают конкретики. Но м н е н и е старательно поддерживается. Начинают говорить даже, что ваши пресловутые инвестиционные проекты – мошенничество чистой воды. Что в России не сегодня-завтра за вас примутся всерьез и н с т а н ц и и, и тогда мы здесь окажемся в дурацком положении, хорошо, если просто скомпрометированными, но что, если еще и понесшими крупные убытки? Некоторые нервничают… Самое прискорбное – я начинаю подозревать, что это м н е н и е пытаются довести до президента. Дозированно, якобы объективно, по капельке… Есть примеры, когда подобное воздействие, став достаточно массированным, достигало цели…
