потом, не настолько уж мы им наступили на мозоль, чтобы они отправились нас искать по всему району. Поматерились и забыли. Мы ж не в страшные тайны ихние проникли, не мешок с бриллиантами у них сперли… Никакого киношного боевика. Провинциальная дурь и только. Какая там погоня…
– Тем лучше, - сказал незнакомец. - А то не хватало мне на старости лет голливудских страстей на фоне тайги… Ну, пойдемте?
– Куда? - вырвалось у Инги.
– Ко мне, - сказал человек словно бы даже с некоторым удивлением. - Куда же еще? Гость в дом - Бог в дом, как говорится. Нравы у нас, как легко догадаться, патриархальные, я ж не баба Нюра, чтобы людей в таком положении спроваживать на ночь глядя… Кирилл Михайлович меня зовут. Можно - Михалыч. Фамилия смешная - Лихобаб. Из хохлов мы…
– Смолин. Василий Яковлевич. Можно, стало быть - Яковлевич. А это - Инга.
– Пудинг, это Алиса, Алиса, это пудинг… - усмехнулся Петрович. - А это вот, как уже поминалось, Беляк…
– А Орлик - это кто? - спросила Инга. - Вы про него тоже говорили…
Петрович покосился на нее:
– Ага, журналистская хватка… Орлик - это конь. Так и живем маленькой, но порядочной компанией…
Они шагали посреди улицы, Беляк носился вокруг, то забегая вперед, то возвращаясь. До настоящей темноты было еще далековато, но солнце давным-давно опустилось за деревья, чувствовалась прохлада. Тишина стояла неописуемая.
Смолин не сразу, но довольно-таки быстро отметил некую интересную особенность в поведении гостеприимного хозяина, владевшего, как выяснилось, целой деревней на паях с полубезумной старухой. Лихобаб на них вроде бы и не смотрел, держался сбоку, шагал непринужденно и вольно - но при всем при том (в чем не было никаких сомнений) он передвигался все время так, чтобы гости оставались в поле зрения, чтобы было время моментально отреагировать на какую-нибудь неожиданность.
Вообще-то это повадка хорошего вертухая, мимолетно подумал Смолин. И тут же отмел эту мысль как неподходящую. Кого-кого а уж вертухая-то он определил бы подкоркой, спинным мозгом, хотя давненько не сталкивался с таковыми…
Человеку, благополучно прожившему свою жизнь без всяких пересечений с колючкой, это может показаться диким, странным, невероятным - но, знаете ли, в двух ходках на зону в нескольких годах тамошнего пребывания есть и положительные стороны. Человек, если он не гнилуха какая-нибудь, с зоны выносит и кое-какие полезные навыки, помогающие и на воле жить. Во-первых, привыкаешь к тому, что именуется «фильтровать базар» - то есть взвешивать каждое слово, не дергаться, спокойно разрули-вать критические ситуации, не швыряться сгоряча оскорбительными словечками, зная, что расплата может последовать моментально. Во-вторых, появляется определенное умение сходу разбираться в людях, просвечивать встречного-поперечного, нового знакомого и прикидывать, что он собой представляет, чего от него ждать…
Школы этой век бы не проходить, но коли уж прошел, помогает она устроиться в «мирной» жизни, ох, помогает…
Разумеется, стопроцентно быть в чем-то уверенным, особенно в чужой душе, которая, как известно, потемки, способен, пожалуй, лишь Господь либо его заместитель по кадрам, если только таковой имеется на небесах. Теоретически рассуждая, могло оказаться, что весь подпол у Лихобаба забит тщательно закатанными трехлитровыми банками с тушенкой, приготовленной из неосторожных, доверчивых путников. Но это в теории. А на практике Смолин был, в общем, спокоен: жизненный опыт ему нашептывал, что человека этого опасаться нечего - что на витрине, то и в магазине. Видно было, что эта постоянная готовность к неожиданностям - результат не долгой службы в вертухаях, а совсем другой прежний опыт. Положительно, мужичок этот не сапоги в каптерке выдавал и не ленинскую комнату поддерживал в идеальном порядке. Что-то серьезное за ним числилось.
– А вам тут… не скучно? - спросила Инга.
– Это вы так деликатненько интересуетесь мотивами? - усмехнулся Лихобаб.
– Ну, интересно же, почему человек городского вида вдруг в глуши обосновался. Или я что-то такое не то…
– Да нет, - безмятежно сказал Лихобаб, - нет у меня ни жутких личных трагедий… да вообще никаких трагедий нет. Просто-напросто однажды надоела мне цивилизация, и решил устроиться на лоне, как говорится… Не поверите, душа поет постоянно. Слишком много было в прошлой жизни суеты, шума, многолюдства, метаний по свету… А тут - благодать. Тишина и безветрие…
– Я бы так не смогла…
– А вам и не надо, - сказал Лихобаб убежденно. - Вы молодая, очаровательная, вам среди цивилизации пребывать надлежит… Ну вот, пришли.
Смолин и сам видел, что последний на окраине дом, к которому они приближались, - единственный обитаемый. Стекла в окнах, крыша починена, двор ухоженный, забор обстоятельный. Вдобавок у калитки стоит заседланный конь, тот самый Орлик. Нельзя сказать, чтобы он отличался особенной красотой и изяществом, не походил он на ахалтекинца или призового рысака, но и замухрышкой, ежедневно таскающим телегу, не выглядел - ухоженный, сытый, рабочий жеребчик.
– Проходите, располагайтесь, - сказал Лихобаб. - Можно вон туда, под навес. Я там как раз ужинать собирался перед дорожкой, а тут и вас услышал. Сейчас чего-нибудь сгоношим в расчете на многолюдство…
Он пошел в дом, а Смолин с Ингой уселись за стол, на коем красовалась сковорода с жареной картошкой (судя по запаху, приправленной грибами) и еще пара тарелок со снедью. Смолин подумал, глядя на горку лепешек, что можно сделать кое-какие дополнительные выводы. Из-за стола прекрасно виден огород сотки в три, с которого явно совсем недавно собран был урожай, - лежат аккуратные горки картофельной ботвы, еще осталась нетронутая грядка со свеклой. Возле глухой стены дома - внушительная поленница дров, судя по виду, не прошлогодних, а совсем недавно наколотых. Большой сарай, если прикинуть, идеально годится для конюшни. Собаку еще можно оставить на зиму здесь одну - хотя и тяжеловато ей придется - но с конем такое не проделать. По прикидкам, Лихо-баб собирается здесь и зимовать, неизвестно, провел ли он в деревне прошлую зиму, но эту твердо намерен, судя по приготовлениям, сидеть в деревне. А ведь снегу может намести и по пояс, кто бы его здесь расчищал. Сам Смолин без крайней необходимости ни за что не решился бы тут зимовать - ну, у всякого свой норов…
Вернулся Лихобаб, принялся нарезать темно-красное вяленое мясо. Подложил в миску крупных помидоров, пару луковиц.
– Все свое? - спросил Смолин.
– А как же. Если не хозяйствовать на полную катушку, со скуки околеешь… Спиртного не хотите? Есть сосуд…
– Да не стоит, пожалуй, - отказался Смолин.
– И ладно… Я тем более не буду: мне после ужина ехать по делам, - он присел за стол: - Дела у меня тут в окрестностях, на денек, так что я после ужина и поскачу, благо-словясь, а вас оставлю на хозяйстве. Диспозиция такая: утречком - или как вам будет удобнее - завтракаете и во-он по той дороге выходите к трассе. Там не более десяти километров, дорога чуточку заросла, но вполне угадывается, сбиться трудно. Ну, а трасса - место оживленное, в Куруман вас очень быстро подхватят. Вообще-то по законам восточного гостеприимства, следовало бы утречком проводить вас до трассы… но дела у меня, правда, срочные. И, главное, вас вроде бы не надо опекать в тайге, как детишек. Шестнадцать кэмэ от Предивинска досюда вы нормально, я смотрю, прошли, в уныние не впали, не расклеились. Нормальные путешественники, особой опеки не требующие. Так что по ясно различимой дороге два часа пройдете?
– Ну разумеется, - сказал Смолин. - Какая там опека… Мы и так душевно благодарны, серьезно. Так и тянет на городской манер денежку вам всучить за гостеприимство, но вы ж
