– Как хотите. Я-то сейчас тяпну от таких переживаний…
Он набуровил себе полный граненый лафитничек, стоявший тут же, выплеснул водку в рот, сморщился, перекосился лицом, закусывать, конечно же, не стал, да и нечем было. Чуть посидел с закрытыми глазами, понемногу расплываясь в блаженной улыбке, открыл глаза, прошептал:
– Хорошо пошла, зараза… Ну, первая колом, вторая соколом, третья – ясной пташечкой…
Схватил бутылку. Смолин мигнул Глыбе, и тот без малейшего усилия стиснул запястье самозванного главы шантарских антикваров, так, что тот охнул и бутылку выпустил моментально. Смолин ее перехватил, оглядевшись, поставил себе за спину, на пол, в дальний уголок.
Врубель недоуменно вытаращился:
– Мужики, вы что?
– Водка – яд, – наставительно сказал Глыба, разжимая пальцы.
– Водка подождет, – поддержал Смолин. – Разговор нужен на трезвую голову… Ладно, что нам между своими играть в психологические подходы? Имеет место самая натуральная, вульгарная и незатейливая разборка. К тебе большие претензии, Врубель…
– За что?
– Ну, ты нахал… – поморщился Смолин. – За твое гениальное и грандиозное изобретение: гильдию антикваров.
Врубель уже забеспокоился всерьез – как случается с любым слабаком, у которого совесть нечиста, стоит припереть его к стене.
– Вася, – сказал он, натужно улыбаясь. – Ты же сам считаешь, что идея хорошая, сам собирался что-то подобное учредить… Ну какая разница, если не ты будешь, а…
– Захлопнись, – сказал Смолин так, что Врубель заткнулся моментально. – И целку мне тут не строй. Речь идет не о
– Да я никого…
– А кто говорит, что это ты? – усмехнулся Смолин. – Конечно, кишка тонка… да и у твоих подельничков тоже. А вот старина Зондер…
– Вася, да что ты такое…
– Дуркует клиент, – печально поведал Смолин Глыбе.
– Вижу, – печально отозвался тот. – Эй, борода-лопатой! Что-то жарковато тут у тебя…
Неторопливо, с обаятельной улыбочкой он расстегнул пуговицы рубашки, снял ее и остался голым по пояс. Вот тут Врубеля
Не теряя времени, Глыба зашел за спину Врубелю, положил ему на плечи лапы и грозно посоветовал:
– Сиди, потрох, и пасть не открывай, слушай, что тебе человек говорит…
И, заметив поползновение все же разинуть рот, так тряхнул Врубеля, что у того зубы клацнули громко и противно.
– Врубель, – сказал Смолин. – Ты, конечно, знаешь, где сейчас твой блудливый компаньон Эдичка Анжеров? Уже не в СИЗО, конечно, выцарапали его адвокаты под подписку о невыезде… но все равно, интеллигентно выражаясь, в жопе он, в хорошей жопе. Дело грязное, девочка порядочная, интеллигентные родители кипят жаждой мести, свидетели безукоризненные и внушающие доверие. Третий день пресса и голубой экран сенсацию полощут. Знаешь ведь?
– Ну да…
– Отлично, – сказал Смолин. – А где ваш второй компаньон, Кока-Москвич? Этот все еще в СИЗО, ему малость потруднее выцарапаться, как человеку неместному и подвязок вроде Эдичкиных не имеющему… через денек-другой он и выскочит под подписку, но в конце концов при первой же возможности смоется отсюда к чертовой матери, потому что ему здесь более не климатит… И об этом ты должен знать, голубь шизокрылый, вон у тебя газетка лежит, я отсюда вижу, там на третьей странице все подробно расписано, и газетку, судя по потрепанности, ты уже листал… Что у нас получается, Врубель? Два компаньона-учредителя выбыли из игры. Кока здесь – персона нон грата, а твоему Эдичке еще долго придется сторониться тех коридоров, где он допрежь гоголем расхаживал. Бумаги так и не пошли в бюрократический оборот. И уже наверняка не пойдут. Что мы имеем? Один ты у нас остался, как говорилось в том фильме… И я на тебе, сука такая, намерен крепенько выспаться. Как ты думаешь, твои корешки сами в неприятности попали, или им помог кто-то? Ну-ка, напряги извилины. Правильно догадаешься, еще стопочку налью…
Врубель таращился на него с некоторыми отблесками усиленной работы мысли в глазах. И выдохнул ошарашенно:
– Так это ты…
Ухмыльнувшись, Смолин сказал:
– Есть такая буква в этом слове… Держи приз.
Он поднял бутылку, налил лафитничек и разрешающе кивнул Врубелю. Тот прямо-таки на автопилоте схватил сосуд и буквально
– В общем, настала твоя очередь, уж не взыщи, – сказал Смолин. – Портсигарчик этот, который только что торжественно унесли менты, чтоб ты знал, свистнули у меня из машины. Вместе с барсеткой. В милиции мое заявление лежит, по всем правилам зарегистрированное, и в нем я подробно описываю свое бесценное достояние, варнаками похищенное – все до единой накладочки, чекухи, размеры даже… Не дергайся, я не кончил! Это ж ты, мразь такая, послал означенного варнака…
– Да что за…
– Послал, голубок, чего уж там, – подхватил Глыба, нагибаясь к врубелевскому уху. – Когда дойдет до дела, я точные показания дам, подробно распишу, как мы с тобой на лавочке сидели, как ты мне портсигар описывал детальнейшим образом, и машину дяди Васи, и ее номер, подробно, чтоб ошибки не случилось… На этом и буду стоять железно. Я – исполнитель, а ты, моргунчик – организатор, значит, тебе и первым идти, а я так, вагончиком…
– Погоди, – сказал Смолин. – Он что-то вякнуть хочет. Вякай, Врубель, разрешаю.
– Но это же бред какой-то! – дрожащим голосом молвил Врубель, косясь через плечо на возвышавшегося над ним Глыбу. – Вас же тоже посадят…
Глыба неприятно хохотнул:
– А ты знаешь, в чем тут фишка, олень? Мне сидеть
