И заплакать наконец.
Не дождалась. Не заслужила ты еще отпущения грехов, Джейн. Не заслужила — коли убийца, истинный убийца, был на свободе. На аллее, возле самых ворот, их нагнали Лера и Валя, обе согнутые, будто вдруг постаревшие сразу лет на тридцать. Нагнали и пристроились рядышком. Дальше они шли вчетвером, молча, думая о своем и отбрасывая на твердый снег длинные гротескные тени.
— Келли говорила, что он, может быть, экстрасенс, — подала голос Лера. — Я читала, что маньяки все обладают… некой скрытой энергией, как черные маги в древности. Он мог загипнотизировать Гришу и уволочь…
— Лера, — укоризненно прошептала Валентина.
— Возможно, дело в другом, — задумчиво сказала Майя, вспомнив глаза школьного директора — умоляющие, отчаянные. — Мы все, и Гриша в том числе, сосредоточились на Гоце как на главном злодее (он следил за нами через витрину магазина, помнишь?). А убил Гришу совсем другой человек…
— Это Гоц вам сказал? — тихо спросила Валя. — Вы ему верите?
— Он еще и не то скажет, — зло процедила Лера. — Жаль, его нельзя будет повесить, когда поймают. Я бы точно повесила. А то адвокат на суде обязательно отмажет: ах, мой подзащитный не отвечал за свои действия, ах, ему нужен врач, ах, у нас гуманные законы… Ненавижу. Ненавижу, ненавижу!
Ненавижу.
Так думали сейчас они все, весь город, каждая бабулька, лузгающая семечки на скамейке и приглядывающая за шалопаем-внуком (вот не будешь слушаться…), каждый участковый, по десятому разу проверявший вверенные ему подъезды, каждый оперативник и добровольный помощник милиции, торчащий в засаде на возможных точках появления «объекта»… Только Майя стояла в вечной оппозиции к общему мнению, как стойкий оловянный солдатик. Наверное, поэтому обложенный со всех сторон Василий Евгеньевич и пришел к ней, как к последней надежде.
Чтобы разрядить обстановку, она спросила у Вали:
— Скажи, Роман Сергеевич просил тебя принести что-нибудь для своего музея?
— Меня уже спрашивали в милиции, — отозвалась она и с огорчением добавила: — У нас ничего не нашлось. Все старые альбомы потерялись при переезде. Мама говорит, их стащили рабочие, только зачем им?
— Артур, а к вам домой Роман не приходил?
— За экспонатами? — растерянно переспросил он. — Не помню.
— Ну как же, пап, — возразила Лера. — Ты отдал снимок прадеда, тот, что на корабле.
Он чуточку подумал.
— Да, было дело. Дедовская фотография, сорок второго года — он служил на линкоре во время войны.
— Он погиб?
— Умер в девяносто первом, от атеросклероза. А на что тебе?
— Чтобы восстановить экспозицию.
— Ты можешь сейчас об этом думать?
— Я хочу найти убийцу.
Дорога домой пролегала мимо стеклянных дверей универсама, пережившего на Майиной памяти несколько исторических циклов-превращений: из грязного гастронома с унылыми пустыми прилавками — в цыганский базар под крышей, шумный и крикливый, где продавалось все, от сомнительных шуб из кролика до вздувшихся рыбных консервов. Пару лет назад какой-то богатый нувориш купил помещение на корню, сделал капитальный ремонт и превратил во вполне европейский супермаркет со вполне европейскими суперценами (впрочем, раз в квартал можно и раскошелиться).
В высоких витринах сияли новогодние гирлянды и серебрились искусственные елочки, покрытые кусками ваты, имитирующей снег.
— Зайдем? — хмуро спросил Артур.
Он не собирался ничего покупать, к поминкам все было давно готово, но — Майя поняла — именно здесь они были с Гришей в последний раз. И это место стало святыней.
Стеклянный прилавок напротив отдела «Мясо, рыба» был отдан на откуп дешевым китайским сувенирам и игрушкам: заводным автомобилям, плюшевым собачкам (ни одна из них и сравниться не могла с той, что осталась среди океана цветов, на памятнике-кораблике) и пистолетам, стреляющим разноцветными шариками. Юная продавщица, сама похожая на игрушку из секс-шопа, оживилась при их приближении.
— Что вас интересует?
— Автогонки, — сказал Артур. — Вон те, в большой коробке.
Продавщица буквально расцвела.
— Прекрасный выбор. У вас мальчик?
— Мальчик.
Артур несмело поднял глаза на Майю и ответил на ее немой вопрос:
— Он просил. Если будет «пятерка» по русскому.
Она хотела что-то сказать ему. Не утешить (как тут можно утешить?), но хотя бы… Однако не успела: устрашающих размеров бабища с двумя сумками наперевес врезалась в нее, точно рефрижератор- дальнобойщик на полном ходу, отшвырнула в сторону, бросив через плечо: «Смотреть надо, раззява!», и унеслась прочь, сверкнув габаритными огнями.
Охая и держась за ушибленную печень, Майя опустилась на корточки и принялась собирать мелочь, рассыпавшуюся из кошелька. Артур пристроился рядом и стал шарить рукой по полу, близоруко щуря глаза. Помнится, именно это сочетание: атлетическое тело, твердый подбородок и мягкие глаза профессора математики — совершенно поразили ее в их первую встречу.
— Несчастная женщина, — пробормотал он.
— Она-то? — Майя даже поперхнулась, посмотрев вслед «рефрижератору» через окно, но не увидев за высоким европодоконником. — Ее муж, между прочим, владеет мясными рядами на центральном рынке. Она процветает, будь уверен.
— Я и говорю: несчастная.
Наконец мелочь была собрана. Артур встал, отряхнул брюки и протянул Майе руку:
— Идем?
Она будто не услышала. Он тронул ее за плечо. Плечо было как каменное — она сидела на корточках на заплеванном полу, уставясь в никуда, в пространство, толпы обтекали ее, словно волны — гранитный утес. Иные оглядывались — кто с недоумением, кто с легкой брезгливостью — наклюкалась, кошелка, в честь праздника, а с виду вполне нормальная…
— Что случилось? — встревожился Артур.
Она медленно поднялась, по-прежнему глядя на улицу сквозь витрину, не веря себе, своему случайному открытию, мимо которого проходила, наверное, десятки раз. И прошептала:
— Убегает…
— Куда? — встрепенулся Артур. — Кто убегает?!
Он посмотрел сквозь витрину, прижав очки к переносице, как это делают все близорукие, надеясь разглядеть что-то вдали, не разглядел и требовательно спросил:
— Кто там был? Не молчи!
— Гоц.
— Как? — Артур стремглав рванулся к выходу, но Майя удержала.
— Не сейчас, тогда… Гриша увидел на улице школьного директора и сказал: «Удирает…» Помнишь?
— Помню, — мрачно ответил Артур.
— Но ведь Гоц никуда не убегал. Он стоял неподвижно и смотрел на нас сквозь стекло. А потом — уже потом, через несколько секунд! — повернулся и ушел.
Артур стоял, нахмурившись, засунув руки в карманы и покачиваясь на носках.
— Ты хочешь сказать, что Гриша увидел на улице не директора, а кого-то еще? И этот кто-то успел скрыться, прежде чем мы с тобой…
— Нет, — сказала Майя. — Он не мог видеть никого вообще. Он
