— Хоть к черту на рога, — серьезно сказал он. — Вы у меня вот где. Дело закрыто.
— Я чувствую себя убийцей.
— На здоровье, хоть Ли Харли Освальдом. У закона к вам нет претензий. Давайте пропуск, я подпишу.
Уже в дверях кабинета, сжимая в руке пропуск, она робко обернулась. Следователь опять уткнулся в свои бумаги и сосредоточенно покусывал шариковую ручку.
— Где сейчас Келли? — спросила она.
— В Первой городской больнице, в неврологии. Хотите ее навестить? Я бы не советовал. Впрочем, у вас есть трогательная привычка: всегда поступать наоборот.
— До свидания.
— Слово «прощайте» мне нравится больше. Греет сердце.
Майя вышла на улицу с чувством, будто после нескольких месяцев автономного плавания впервые открыла люк подводной лодки. Она посмотрела вокруг и с некоторым удивлением подумала: а ведь все как прежде. Облака плыли по небу, как и вчера, и три дня назад, молодая мамаша катила коляску с укутанным младенцем, стайка студентов Политеха гомонила у входа в шашлычную (цены в шашлычной были еще те, но и студенты, кажется, не отличались бедностью). Возле сине-белого «лунохода» лениво прохаживался милицейский сержант, похлопывая резиновым «демократизатором» по голенищу…
На противоположной стороне улицы нетерпеливо ходил взад-вперед Артур. Завидев Майю, он в два прыжка, не дожидаясь зеленого человечка на светофоре, перебежал дорогу, порывисто обнял, прижал к себе — она ощутила его колотящееся сердце даже сквозь толстую дубленку.
— Я только что узнал, — бессвязно-горячо заговорил он. — Господи, ты жива!
Он отстранился, разглядывая ее, словно не веря.
— Черти тебя раздери, Джейн, почему ты пошла туда одна? Тебе что, доставляет удовольствие меня мучить? Как ты могла, мать твою? Как ты могла?!
Действительно, как, подумала она. Как я посмела выжить среди этого плохонького фильма ужасов, где все кругом умирают, где все оружие взбесившейся планеты (так и не найденный пистолет, старинный кинжал, столько лет дремавший в рукояти трости) направлено против меня, где погибает кто угодно (тоже один из непреложных законов жанра), кроме одного-единственного свидетеля, по-настоящему опасного (Келли, близко видевшая убийцу, отделалась запиской-просьбой, а обо мне словно вообще забыли).
«Вот почему я осталась жива, — открылось ей вдруг, как высшее откровение. — Я выжила, потому что обязана была умереть». Майя вздохнула, возвращаясь в настоящее, и спросила:
— Ты на машине?
— Да, конечно, — спохватился он. — Куда поедем?
— В больницу.
Артур с сомнением посмотрел на ее заострившийся, словно у пламенной дурнушки-революционерки, профиль и покачал головой:
— В твоем состоянии только больных навещать. Давай-ка лучше я тебя отвезу домой. Поспишь, отдохнешь, потом сходим куда-нибудь пообедать. Как тебе такая идея?
Ей совершенно не хотелось спать, хотя организм был на последней стадии измотанности. А уж при мысли о еде вообще становилось дурно. Но и перечить сил недоставало. Майя равнодушно махнула рукой: делай что хочешь, и забралась на переднее сиденье.
— Что тебе сказал Колчин? — спросил Артур, трогаясь с места.
— Что я действовала в пределах необходимой обороны, — отозвалась она. — Претензий ко мне нет, дело закрыто.
— Но ты, похоже, недовольна, да?
Она посмотрелась в зеркальце над лобовым стеклом: ну и видок. Круги под глазами, ввалившиеся бледные губы, щеки с серым налетом — с такой физиономией прямая дорога в неврологию, обеспечивать лечащего врача материалом для диссертации. Майя поразмышляла несколько секунд и выдала то, что давно вертелось на языке:
— Пистолет… Как всем было бы спокойнее, если бы он нашелся. И почему я ее не спросила…
— Кого? Старуху? Так бы она тебе и ответила.
— Она собиралась меня убить (она и в школу пришла с этой целью, а вовсе не за фотокопиями). Она рассказала мне историю своей жизни, рассказала о первом убийстве — в Ницце, в тридцать девятом году… Нет, она бы рассказала и о пистолете, кабы я попросила.
— Все равно, — твердо проговорил Артур. — Убийца мертв, все кончено. И ты как хочешь, Джейн, а теперь я тебя ни на шаг от себя не отпущу.
Майя все-таки задремала. Ее тут же подхватило и унесло куда-то, в некое жутковатое место — хитросплетение узких коридоров, лестниц и пустых комнат, будто в компьютерной игре-«бродилке». Она должна была отыскать дверь наружу — она уже видела ее, но та вдруг начала закрываться с противным скрежетом, а ей еще предстояло спуститься по одной лестнице, подняться по другой, уворачиваясь от падающих скелетов, найти нужный тоннель, а откуда-то сверху, с небес, иезуитски улыбалась Снегурочка, обнимавшая чешуйчатого зеленого дракона, выдрессированного, как цирковой тюлень. И везде, всюду — зеркала, зеркала, зеркала, тысячи одинаковых отражений…
— Отдохнешь, оправишься, — слышала она голос Артура, как сквозь толщу воды, — навестим Лику в больнице, я тебя провожу…
Провожу.
«Пять поросят»… Когда-то в юности комсомольский вожак Сева Бродников души не чаял в детективной литературе, доставая у «жучков» за бешеные деньги интеллигентного Сименона, пустоголового Чейза, изысканную Агату Кристи и непристойно крутого Николая Леонова с его одиссеей непотопляемого сыщика Гурова. Теперь времена кардинально изменились: издательства, множащиеся, как мухи-дрозофилы, в огромных количествах выплевывают на рынок свою пеструю продукцию, а Севка с детективов благополучно перескочил на предвыборные агитационные брошюры, с успехом заменившие ему и Чейза, и Леонова…
— Лера сейчас дома? — спросила Майя, очнувшись.
— Гм… Дома, наверное. Если не убежала гулять. На что она тебе?
— Хочу задать ей один вопрос…
— Опять? — Артур чуть не бросил руль.
— Один-единственный, — клятвенно пообещала Майя в сто двадцать седьмой китайский раз. — Последний.
— Очень надо?
— Очень.
Оставшуюся дорогу она безмолвно молилась, чтобы Валерия была дома. И Господь (или его вечный оппонент — кто их разберет) внял. Лера открыла дверь, пробормотала дежурное «здрасьте» и посторонилась, пропуская Артура и Майю в квартиру. Майя шагнула в прихожую и сказала, опустив предисловия:
— Лера, вспомни, пожалуйста, тот день, когда мы были в супермаркете. Гриша увидел Бабу Ягу в витрине…
— Да, — отозвалась Лера с терпеливым интересом.
— Перед этим мы встретились в школьном вестибюле: кончился последний урок, вам выставили оценки за четверть…
— Вы собираетесь писать о нас книгу? — вежливо осведомилась девочка.
— Господи, конечно нет. Просто я хочу, чтобы ты…
— Что?
— Чтобы ты вспомнила как можно точнее. Твой папа спросил, как дела. Ты ответила: «Все в порядке, правда последнюю задачу…»
— Ах, это… Ну, я списала последнюю задачу у Веньки Катышева. Сама все равно в жизни бы не
