Дмитрий Львович Быков
Вместо жизни
очерки, заметки, эссе
содержание
Юбилейное
§ Дар обломов
§ Прощай, отчаяние, или По ком звонит дар
§ Дети Чехова
§ Море от Дюма
§ История одного одиночества
§ Огонь и дым
§ Сто десять, или Всё впереди
§ Надя
§ На бушприте
§ Дикий Дон
§ Очкарик и кентавры
§ Семицветик
§ Я проживу
§ Трагедия Евтушенко
§ Пейзаж с Щербаковым
Проклятые поэты
§ Свет за дверью
§ Непрощенный
§ An unemployed hero
Тенденции
§ Байки из склепа
§ Достоевский и психология русского литературного Интернета
§ Другой альтернативы у нас есть!
§ Прекрасные утята
§ Отказ от единства
§ Опыт о поэтическом фестивале
§ «Дебют»
Из цикла «Cвященные коровы»
§ Александр Сокуров
§ Валентин Распутин
§ Иосиф Бродский
§ Владимир Сорокин
§ Андрей Геласимов похож на писателя
Кино
§ Тоска Ильи Авербаха
§ Приехали
§ Никогда не путешествуйте с отцом
§ Геморрой нашего времени
§ Хроника одной бессмыслицы
§ Город Псовск
§ Оксюмогоп, или С нами Бог
§ Бедные души, или Мертвые родственники
Бонус. Мой исторический календарь
Дмитрий Быков
Дар обломов
Количество пошлостей, вылитых на Набокова по случаю его столетия, можно было предвидеть. Некто Михаил Шульман выпустил в издательстве «Независимая газета» свое стостраничное эссе о Набокове, за два года до того напечатанное одним малотиражным питерским журналом. На протяжении всей книги Шульман, чередуя претенциозные туманности с фактическими ошибками, доказывает, что главной темой Набокова была потусторонность. Но чтоб до истин этих доискаться, писал поэт, не надо в преисподнюю спускаться. А Дмитрий Бавильский на полуполосе «Литературной газеты» утверждает, что Набоков был обычным русским классиком, что теперь его читают в основном дети и что вместо холодной мизантропии им двигала теплая человечность. Все это изложено слогом несостоявшегося лирика, изобилует придаточными предложениями и упоминаниями бабочек. Вообще в любом разговоре о Набокове бабочки мелькают с той частотой, какую и в Альпах увидишь не во всякий полдень. Упоминается набоковский либерализм, подробно разбираются его тяжеловесные и не всегда удачные анаграммы и каламбуры, отыскиваются новые аллюзии в «Аде». Вполне в духе времени происходит понятный откат на позиции человечности, любви к людям и загадочной теплоты. Прежде любимец снобов, кумир интертекстуалов, Набоков на глазах опрощается и только что не входит как родной в сакли, чумы и яранги. Если раньше модно было писать о его стиле, отточенности, аллюзиях, цитатности, одиночестве и пр., сегодня в моде его антифашизм, семейственность, сынолюбие, заступничество за советских диссидентов и широкая улыбка, столь часто мелькающая в воспоминаниях его американских студентов. Судя по их мемуарам, бедным лексически и стилистически, ничему особенному он их не научил. И, видимо, прав был Виктор Ерофеев, говоря, что солнце нашей эмигрантской словесности был неважным преподавателем, склонным тонуть в мелочах. Какая разница, как был устроен железнодорожный вагон времен Анны Карениной и какой в точности породы был кафкианский жук в «Превращении»? Набоковские рассуждения о романном времени у Толстого – лучшее в его педагогическом наследии, а только что вышедший по-русски комментарий к «Онегину», при всей своей фундаментальности, ничего не прибавляет к пониманию природы пушкинского дара. У Набокова Пушкин выглядит ходячим цитатником более или менее посредственной западноевропейской прозы и античной поэзии. Буквоедство Набокова-профессора лишь изредка сменяется остроумием и непосредственностью Набокова-писателя; в общем, свежие и обширные юбилейные публикации его текстов мало что добавляют к образу писателя и не особенно возвышают его в глазах поклонника.
