Медведь. Пьесы

Могилевом!

АЛЕКСЕЙ (с искренним удивлением). Немцы? Какие немцы?

АНАСТАСИЯ (шепотом). Вот-вот Могилев будет сдан. Это не мое мнение, так все говорят…

АЛЕКСЕЙ. Боже, я так и знал, я так и знал… В Могилеве у папы была Ставка… (Обхватывает руками голову.) Мы не должны были останавливаться после Брусиловского прорыва… Надо было развивать, развивать… Разве папа не разбил немцев?

АНАСТАСИЯ (берет бутерброд и жадно ест). Ты ничего не знаешь? Ты сумасшедший!

АЛЕКСЕЙ. Я не сумасшедший. Ты не должна говорить, что я сумасшедший!

АНАСТАСИЯ (невозмутимо ест). Ну конечно, ты сумасшедший. Ты до сих пор думаешь, что папа разбил немцев.

АЛЕКСЕЙ. Нас бомбили, но я не думал, что это немцы.

АНАСТАСИЯ. А кому же еще нужно нас бомбить?! Немцы — враги России. Мы не добили тогда немцев, потому что мы добили нас. Если бы нас тогда не добили, то мы добили бы немцев, и тогда бы нас не бомбили. А ты сумасшедший и ничего не знаешь.

АЛЕКСЕЙ. Нет-нет, я все знаю. Я проверял тебя.

АНАСТАСИЯ. Так вы меня опять разыграли!

АЛЕКСЕЙ. Ну да, как тогда, с розовой собакой.

АНАСТАСИЯ (поднимает голову и изумленно смотрит на Алексея). С розовой собакой… Боже мой… но ты так переменился, я бы никогда… Нет, нет…

АЛЕКСЕЙ. Наконец-то!

Анастасия протягивает руку и кладет ее на руку Алексея. Они держатся за руки. Вдруг Анастасия выдергивает свою руку.

АНАСТАСИЯ (с внезапным отчаянием). Мой бедный, глупый мальчик, мальчик Брюша… Неужели ты не понимаешь? Если они узнают правду, они нас убьют.

АЛЕКСЕЙ. Они не посмеют.

АНАСТАСИЯ. Я говорила им правду, потому что хотела умереть, но теперь я не хочу.

АЛЕКСЕЙ. Ты не умрешь.

АНАСТАСИЯ. Они все подслушивают. (Указывает на окна.)

АЛЕКСЕЙ. В этом все и дело. Это самое главное, ты понимаешь? (Раздельно, как ребенку.) В этом все и дело. Ты должна говорить все, что хочешь, но мы должны быть осторожны. Ты должна говорить так, как можешь говорить только ты.

АНАСТАСИЯ (медленно догадываясь). Я видела сон про дворец…

АЛЕКСЕЙ. Правильно, правильно!

АНАСТАСИЯ. Мне снилось… что мы гуляем по нашему дворцу.

АЛЕКСЕЙ. Ну конечно! По нашему дворцу!

АНАСТАСИЯ. И там, в нашем дворце… была розовая собака.

АЛЕКСЕЙ (с досадой). Розовая собака, розовая собака… Это все глупости! Ты видела Григория?

АНАСТАСИЯ (повторяя, словно загипнотизированная). Да, я видела… Григория…

АЛЕКСЕЙ (наводя ее на мысль). И что же Григорий?!

АНАСТАСИЯ. Григорий… у нас был такой больной… да, такой больной. Но потом его выписали.

АЛЕКСЕЙ. Он не был больной! Он лечил меня, я помню! Ты все лжешь, что он был больной!

АНАСТАСИЯ (виновато). Ну конечно, не больной. Это был такой врач, он лечил тебя, я помню. Но его потом выписали. Врача же тоже могут выписать, был врач, потом выздоровел, его выписали!

АЛЕКСЕЙ (в искреннем ужасе). Что они с тобой делали?!

АНАСТАСИЯ. О… они многое со мной делали. Многое, многое. Но теперь мы вместе, да, и все позади?

АЛЕКСЕЙ. Сколько времени ты… у них?

АНАСТАСИЯ. Много, много. После того как мы с тобой убежали… после того как нас вывел матрос… ты же помнишь, как нас вывел матрос?

АЛЕКСЕЙ (в отчаянии). это тебя вывел матрос! Меня спрятал солдат!

АНАСТАСИЯ (лихорадочно перестраиваясь по ходу). Ну хорошо, после того как тебя спрятал солдат, меня вывел матрос. И я жила в Петербурге как дама. Он поселил меня у себя и содержал как даму. Но я болела очень долго, пойми. Я плохо помню. Я помню только, что он однажды не пришел, ушел и не пришел, а я была еще очень слаба и осталась без средств. Я все помнила, но как бы сквозь сон. И тогда добрый старичок, сосед, взял меня к себе. У него были очень славные люди, все они поклонялись мне. Они говорили, что я чудесно спаслась, что я чудо. Мама тоже мне говорила, что я чудо. Я чудо?

АЛЕКСЕЙ (равнодушно). Ты чудо.

АНАСТАСИЯ. Потом их всех куда-то увезли, а меня стали лечить. Это было давно, меня уже много лет лечат. Уже почти столько лет, сколько мне было… тогда.

АЛЕКСЕЙ. А меня недавно. Я никому не говорил.

АНАСТАСИЯ (с живым интересом). Почему же ты сказал?

АЛЕКСЕЙ. Я подумал, что умираю, и решил сказать.

АНАСТАСИЯ. Но ведь ты не умер?!

АЛЕКСЕЙ. Кажется, нет. Нельзя же допустить, что после смерти… вот это.

АНАСТАСИЯ. Почему же нельзя? После смерти все можно допустить. Я очень грешна. Я однажды взяла эклер и не сказала.

АЛЕКСЕЙ. Я люблю эклеры. Если бы я стал царь, я бы ел одни эклеры.

АНАСТАСИЯ. Я помню, помню… Бедный мой мальчик… Когда мы выйдем отсюда, я куплю тебе тысячу эклеров… Помнишь, как однажды мы играли в прятки в комнате у maman, и я тебя нашла, и ты проиграл мне пять эклеров? Эклеры — это очень вкусно, в особенности шоколадные! Ты сидел вот здесь. (Резко поднимает скатерть.)

Под столом сидит человек в форме. Он встает, одергивает китель и смущенно уходит.

АЛЕКСЕЙ. Откуда ты знала, что он там?

АНАСТАСИЯ (гордо). Я всегда все знаю! Я ведь и тебя тогда нашла! Теперь он должен мне пять эклеров. (Кричит в зал.) Слышите? Вы должны мне пять эклеров!

АЛЕКСЕЙ. Зачем тебе эклеры? Ты любила безе и птифуры. Я куплю тебе сто тысяч безе и двести миллионов птифуров, клянусь.

АНАСТАСИЯ. А тебе снятся сны?

АЛЕКСЕЙ. А как же, конечно. Небось поинтересней, чем тебе. Мне снилось, что я… (Задумывается.) …что меня назначили начальником отдела.

АНАСТАСИЯ (испуганно). Какого отдела?

АЛЕКСЕЙ. Второго отдела комиссариата.

АНАСТАСИЯ. Брюшенька! Какого комиссариата?

АЛЕКСЕЙ. Ну… самого главного.

АНАСТАСИЯ. И что дальше?

АЛЕКСЕЙ. О, у меня было много планов спасения. Очень много. Я их даже записывал, но потом все сжег, чтобы никому не досталось. А дальше была чистка, и меня вычистили. (Стряхивает крошки с одежды.)

АНАСТАСИЯ. Почему?

АЛЕКСЕЙ. Я скрыл свое происхождение.

АНАСТАСИЯ. А какое у вас происхождение? Там, во сне?