– Есть, – она внимательно посмотрела на Барцева. – Вы знакомы?
– Нет, – поморщился он. – Вы хотите, чтобы всё совсем просто… Потом: вы легко помогаете, и чем труднее требуемая помощь – тем больше вас это захватывает. У вас нет такого, что – вот, моя жизнь, мои дела, почему я должна все это бросать и на другого тратить… Для вас нет разницы – что писать стихи (которых вы, я думаю, с гимназии не пишете), что кормить какого-нибудь, например, кота или спасать его с крыши, – так?
– Кота даже интереснее.
– Вы легко засыпаете, – перечислял он все быстрее, – вы любите есть, вам нравится Шопен, вам никогда не давалось фортепиано, вы терпеть не можете бездельничать, вам нравится чувство опасности, вы хорошо вяжете, у вас в детстве была птица, вы знаете немецкий, у вас никогда не было собаки, левым глазом вы видите чуть хуже, вы охотно поехали бы в ресторан с Распутиным, вы уверены в своем бессмертии, я вам все еще не надоел?
– Всё правильно, – засмеялась она. – И с Распутиным бы поехала, обязательно. Из всех исторических злодеев не поехала бы только с Иудой. Они оба нарочно замедляли шаг, им не хотелось расставаться так скоро.
– Но заметьте, в половине случаев вы говорили первое, что в голову взбредет.
– Совсем нет. Вы недооцениваете метод. Я ставлю себя на ваше место, полностью перевоплощаюсь – и вот… Что и требовалось доказать! Когда-нибудь я напишу этим методом целый роман. Все романы написаны неправильно, но мой будет правильный. Когда революция, роман должен взрываться изнутри. В него придет масса. Каждый герой появляется и исчезает, недолго помаячив перед камерой – как, знаете, в съемках. Главного нет.
Но тут Барцев, разрезвившийся и утративший всякую солидность, вдруг резко замолчал и инстинктивно попытался заслонить собою Ашхарумову: навстречу им по набережной медленно, тяжело шел сутулый человек с огромным камнем в руках. Он тащил его из последних сил, надрываясь, – хотя и человек был большой, под стать камню; он остановился передохнуть – остановились и Барцев с Ашхарумовой.
– Проходите, – сказал он издали слабым, тонким голосом. – Проходите, на меня не смотрите. Я передохну и дальше понесу.
– Вам помощь не нужна? – с облегчением спросил Барцев.
– Нет, это я могу только один. Только сам.
Он постоял немного и снова поднял свой камень и, кряхтя, прижимая его к груди, потащился дальше. Камень тянул его вперед и вниз, и несчастный переносчик тяжестей словно на каждом шагу падал, в последний момент успевая восстановить равновесие; слышно было его сиплое дыхание.
– Я мог бы еще понять, – сказал Барцев, когда они отошли достаточно далеко от странного прохожего, – тащи он бревно. Но камень… он что, на растопку его понес?
– На утопку, – усмехнулась Ашхарумова. – Топить Муму.
– Черт, а вдруг самоубийство такое экзотическое? Прыгнет с камнем, чего доброго… Надо было его остановить!
– Эх, Паша. В душах читаете, а прохожего распознать не можете. Я самоубийц всегда чувствую. Он простой сумасшедший, без всяких самоубийственных вымыслов. Неужели самоубийца будет на другой конец города тащить себе камень, каких на мостовых множество? Тут что-то серьезное, заранее обдуманное и явно рассчитанное на жизнь…
– Да, пожалуй, – успокоился Барцев. – Тащить, когда тут можно с любого места прыгнуть… это я того.
– А вот это в вас как раз от тех, с надушенными бородами. Вам все кажется, что все должны с мостов прыгать. А очень многие счастливы, счастливее, чем были… Он сам не ожидал, что с ней будет так легко.
– Стойте! – вдруг резко остановилась она и подняла руку.
– Что такое?
– Тише… Прошла минута.
– Мне показалось, что сейчас действительно придется спасать кота. Или плачет кто-то?
Недалеко от Елагина моста в сырой зеленой ночи едва можно было различить маленький сгорбленный силуэт.
– Я его вижу, – сказал Барцев. – Бежим туда.
Они подбежали к мальчику.
– Откуда он тут ночью? – спросила Ашхарумова. – Ты что тут делаешь, маленький? Ты потерялся?
Мальчик поднял на них огромные испуганные глаза, но едва Ашхарумова попыталась подойти ближе – обнять, погладить, утешить, – как он стремительно отбежал на несколько шагов и снова замер, испуганно на них глядя.
– Не бойся! – упрашивала она. – Ну же! Мы никакого зла тебе не сделаем!
Барцев боялся сказать слово: его ребенок испугался бы скорее. Но и Ашхарумовой никак не удавалось приблизиться к нему.
– Ну что ты?! Не бойся!
Мальчик громко всхлипнул и опрометью кинулся в темные улицы. Казалось, от страха он забыл все слова.
Ашхарумова растерянно оглянулась на Барцева.
– Что вы стоите? Бегите за ним!
