ее часть, которая сама собою отфильтруется в результате долгой селекции: гибкие, послушные, задорные, румяные, быстрообучаемые, способные с умным видом повторять пустые слова и готовые целовать черта под хвост в обмен на обещание стажировки в Газпроме.
Поэтому «Наши» будут всегда. Это не просто школа для элиты — это попытка оставить от всей молодежи (пьющей, колющейся, безработной, дезориентированной, бесквартирной) ту ее часть, с которой стоит иметь дело. Вся нынешняя Россия нацелена на формирование и выживание элит — прочие могут спасаться, как им угодно, или вымирать. Массовых репрессий не будет — это будет тихое исчезновение отбракованных людей, от которых прагматическому государству ни жарко, ни холодно. Вместо лозунга «Нам нужны все!», который мог бы консолидировать страну и дать ей силы для рывка, выброшен лозунг «Нам нужны „Наши!“» А «наш» — это тот, кто всегда с нами согласен и умеет отстаивать ценности закрытого общества с жаром, характерным для открытого.
Высокомерие этих мальчиков и девочек, которому я всегда удивлялся, теперь понятно: за ними будущее. А у остальных этого будущего нет. Они получат стажировки «на трубе», а остальные — шиш с маслом, и все потому, что эти остальные ориентируются медленнее. И такой образ действий руководства «Наших» получил теперь верховное одобрение — два главных кандидата в преемники лично посетили Селигер и пообщались с новым комсомолом, произнеся столько фальшивых слов на единицу времени, что я бы на месте «Наших» покраснел. Но «Наши» не краснеют — это важная способность будущей элиты.
Впрочем… Впрочем, есть еще одна крошечная вероятность! Что, если «Наши» не настоящая элита, а лишь одна из ее версий?! А Медведев с Ивановым не окончательные преемники, а только для отвода глаз?! Что, если к молодым бюрократам и чиновникам прислали пожилых, да и только? А сам Владимир Путин в это время готовит настоящего, а не картонного преемника, и у этого преемника есть свой проект для молодежи — какой-нибудь такой проект, в котором воспитывали бы умных и смелых, а не лицемерных и жадных…
Я буду верить в эту возможность до последнего. Даже тогда, когда друзья и коллеги будут вполне аргументированно доказывать мне, что единственной альтернативой «Нашим» в сегодняшнем политическом раскладе являются боевые отряды скинов.
Стоп машина
«Единство» действует в одиночку, без поддержки КПРФ, без одобрения со стороны федеральной профсоюзной верхушки, расписавшейся в полной лояльности властям. Именно поэтому в России, где столь широко используется рабский труд, нет профсоюзного протестного движения — парадокс, но что у нас не парадокс?.. Пока у «Единства» нет политических требований: все — как в России 1903 года. Но у нас хорошо умеют, по горьковскому выражению, тушить огонь соломой. Если власть, по обыкновению, вместо диалога начнет репрессии, то политические требования могут возникнуть запросто. Прежде на «АвтоВАЗе» все было мирно, требования у профсоюза были умеренные. Что начнется теперь? Полноценная «Солидарность» в сегодняшней России невозможна хотя бы потому, что прославленная люблинская и затем гданьская стачка 1980 года разворачивались на фоне системного кризиса в социалистической Польше. У нас тоже системный кризис, но он замаскированный, загнанный вглубь благодаря нефтедолларам, до сих пор не вышедший на поверхность по причине тотального контроля над телевидением. Народ разочарован, сильно деградировал, еще не опомнился от пертурбаций 1990-х и вовсе не готов к радикальным выступлениям. Должно пройти время, чтобы российский пролетариат (он существует, что бы ни пели идеологи постиндустриализма) осознал некоторую однобокость новой стабильности, избирательность путинской благодати. Она не для всех, и уж точно не для тех, кто работает. Это будет еще одним разочарованием. И тогда уже вполне может статься, что некое подобие стачечного движения в России наконец появится. Но если вспоминать историю «Солидарности», то отметим и еще одно важное отличие польского профсоюза от тольяттинского «Единства»: там были лидеры. Настоящие. На многое готовые. Ведь польская забастовка началась всего- навсего из-за увольнения крановщицы Анны Валентинович и чуть не прекратилась в сентябре 1980-го, когда начальство пошло на уступки. Тут-то Богдан Борусевич и Лех Валенса и показали рабочий характер: ясно же было, что не в крановщице дело. Сильно сомневаюсь, что в сегодняшней России, интеллектуально оскудевшей, многажды предавшей любые убеждения и принципы, найдется пара-тройка вождей, готовых не отступить после первых же посулов.
Ленин, может, был не очень продвинутым философом, но стратег он был первоклассный. И четко сказал: ни одна стачка не будет иметь успеха, покамест ограничивается экономическими требованиями. Эффективна в России может быть только политическая борьба, потому что только ее власть по-настоящему боится. Если встанут 10 конвейеров, 20 предприятий, это никого не испугает и не убедит. Но если хоть на одном этом предприятии будет высказано даже самое скромное политическое требование, то это вызовет со стороны властей серьезный репрессивный ответ, как в Польше. А репрессии — главный стимул для революционной ситуации. И в этом смысле те, кто сейчас — еще до всяких политических выступлений — хватает активистов «Единства», поступают недальновидно.
Все это, скорее всего, кончится ничем именно из-за отсутствия лидеров, которые бы по-настоящему хотели перемен. И это лишний раз доказывает, что российская история циклична: в нужный момент для пожара достаточно искры, а в иной период и цистерны бензина не хватит. Но если сегодня в Тольятти найдется трое принципиальных людей, «Единство» сможет стать «Солидарностью».
Бросок на дно
Нечто подобное случилось и в Арктике: два наших батискафа спустились на глубину соответственно 4.261 и 4.302 метра и установили там российский титановый флаг, попутно взяв пробы грунта на предмет идентификации Северного полюса в качестве российской территории. Дело в том, что он может оказаться на территории нашего континентального шельфа, а именно — хребта Ломоносова.
Россия известна нелюбовью к рутинной, повседневной и дотошной работе, но хороша для разовых подвигов, поражающих человечество и входящих в легенду. Поэтому, возможно, наша жизнь не особенно комфортна, зато история полна всякого рода марш-бросков — то в космос, то на дно морское, то к вершинам нанотехнологий. Если завтра нефть обнаружится на Марсе, наши космолеты будут там первыми — вне зависимости от того, платят ли пенсии в русской провинции. Мелочи нас никогда не останавливали, и в этом есть резон: пенсий не будут платить и так, и лучше уж быть космической и океанской сверхдержавой с неплаченными пенсиями, нежели частью третьего мира с той же особенностью. Российский опыт показывает, что деньги, сэкономленные на отказе от амбициозных и бессмысленных подвигов, так и так не доходят до населения, потому что разворовываются; так уж лучше космос штурмовать и глубины
