ощущать себя везунчиками: у них будет время погулять с детьми, прокатиться с ними с горки, а то и просто посмотреть, как падает снег. Тоже отличное, осмысленное занятие, куда лучше наполняющее жизнь, чем работа. Трудится ведь тот, у кого нет смысла: забивает бесконечными делами сосущую пустоту. «Здесь мерилом работы считают усталость» — да, это, конечно, про нас. Так вот: хватит уставать. Пора заняться тем единственным, для чего человек рождается: думанием.
В современной России вообще очень много суеты, и это тоже осталось от девяностых, когда каждый торопился урвать и сбежать (или урвать и сделать так, чтобы отставшие не успели). Сейчас другое время, другой темпоритм. Россия — страна зимняя, рассчитанная на долгую спячку; суета во время спячки — последнее дело. Пришло время сонных, спячных, суровых добродетелей, и люди сегодня востребованы такие, о которых Андрей Тарковский говорил: «Мы рыбы глубоководные». А трудоголикам пора прекратить бег в колесе: колесо уже приехало.
В общем, у нас впереди самое рабочее время: отдых. Две недели, во время которых мы никому ничего не должны. После этого можно выходить на работу и опять имитировать бурную деятельность среди той имитации поступательного движения, которую у нас в последнее время так точно называют стабильностью.
Сделать Россию
Счастье, одно слово: Россия постепенно становится туристической Меккой для себя самой. Лыжный тур в Карелию! В гости к Деду Морозу в Великий Устюг! (Я даже знаю как минимум одного россиянина, который купился и не пожалел, и вы его тоже знаете, начинается на П, кончается на Н). В Сибирь на одинокую заимку! На Урал в горный поход! В Суздаль, в элитный пансионат, кругом ни одной живой души на двадцать километров! И по ценам все это на порядок доступнее Парижа, в который на Рождество вдобавок не протолкнуться.
Я всегда ждал, когда же наконец до россиян дойдет, что страну пора пиарить не только ради инвестиций, но и ради того, чтобы собственные ее граждане больше хотели поехать в Суздаль, чем на Французскую Ривьеру. На Ривьере, конечно, тепло, но нам естественней под Новый год наблюдать снег, елки и русскую баню. Говорят кругом по-русски, трудности перевода сведены к минимуму. Отдых у нас сейчас предлагается на любой вкус — для любителей затворничества и шумных компаний, для экстремальных туристов и фанатов комфорта, для семей с собаками и одиночек с кошками… и все-таки когда я названиваю в фирмы для короткого опроса, мне с тоской рассказывают о недостаточном энтузиазме россиян.
В чем тут дело? Вероятно, в том, что представление об отечественном сервисе остается заниженным… но у нас вроде выучились. Бывал я в суздальских пансионатах — там нет больше ни облупленных стен, ни перебоев с горячей водой: уровень нормального европейского отеля. И в Карелии бывал — кемпинги, дай Бог, какому-нибудь Holiday Inn. Так что не в сервисе дело. Может, в меню? — но и оно на уровне, все по вашим возможностям, захотите — роскошь вплоть до стерляди в номер. Нет — не хотят. Куда угодно, лишь бы из дому.
И ведь не сказать, чтобы в России не была выработана национальная мифология вроде великоустюгской. В каждом городе вам покажут уникальный храм, бездонное озеро, избу, где ночевал Наполеон, а на худой конец Ленин. Не едут, черти.
Дело, боюсь, только в одном. Когда вы приезжаете в качестве туриста хоть в богатейшую Америку, хоть в нищую Камбоджу, — все принимают вас как дорогого гостя, все старательно делают вид, что вам рады, все уверяют вас, что вы нужны. Боюсь, для россиянина — это единственный шанс ощутить себя нужным, уместным и обожаемым.
Потому что в России он не нужен и хорошо это понимает. У него на родную страну уже рефлекс — он знает, что все время ей должен, а сама она нуждается в нем только в крайних обстоятельствах. Пока россияне не почувствуют себя любимыми и желанными на собственной Родине, они не поедут сюда отдыхать. А чтобы эта востребованность и собственная наша значимость наконец ощутились, здесь должно измениться слишком многое. Это куда труднее, чем настроить мотелей или изб, где ночевали Наполеон с Лениным.
Курить нельзя помиловать
Россия в отношениях с Западом действует по удивительно удобной матрице: мы аккуратно копируем все тамошние запреты и аннулируем разрешения.
Когда у нас вводятся какие-нибудь особо драконовские меры — неважно, за что, — мы всегда киваем на Запад: смотрите, как здорово поставлено верховенство закона в США или Британии! Зато стоит нашему человеку попросить какого-нибудь послабления и сослаться при этом на заграницу — ему тут же расскажут про русское национальное своеобразие и про то, что американский рецепт у нас не работает.
Когда в стране начинают бороться с пиратством — никому и в голову не приходит, что не-пиратская аудио- и видеопродукция по реальным ценам тут попросту недоступна большинству. Нам почему-то вообще особенно удаются карательные меры, запреты, поражения в правах, штрафы и вызовы родителей. Обратите внимание: ни один из новых законов не работает как следует — кроме гигантских штрафов (и соответствующих взяток), которыми нас прижало ГАИ. Стало ли безопаснее на дорогах — не знаю, но страшнее стало точно. А власть наша почему-то уверена, что чем в стране страшнее, тем больше в ней порядка.
Сейчас отовсюду раздаются голоса: давайте запретим курение в общественных местах! Вон в Европе везде уже запретили, в кафе теперь не курят, а когда один владелец парижского кафе возбух и вывесил демонстративный плакат «Здесь курят», его тут же поймали-арестовали. Хорошо, давайте запретим, у нас Госдума давно уже выработала привычку хоть как-то доказывать свою полезность — запрещает то порнографию, то эротику, то курение. Объяснить законодателям, что запрещения вообще-то должны чередоваться с разрешениями, а обязанности — с правами, совершенно невозможно. Нашему человеку уже очень много всего нельзя. Ему только что запрещен Британский совет, поскольку это шпионское гнездо. Нам запрещена публичная политика. Даже критика в адрес партии власти уже приравнивается некоторыми ретивыми авторами к выступлению против нации. Смотреть что-нибудь, кроме юмористических вечеров и ментовских саг, нам запретили хоть и не законодательно, но по факту. С нового года нам запрещены петарды (это бы ладно). Запрещено ездить непристегнутыми (и это бы ничего). Запрещено пить пиво на улице. Отменены льготы. Отменена большая часть отсрочек от армии. Словом, Бродский, изобразив газету «Последние запрещенья», был не так уж далек от истины.
Все эти запрещения поврозь, может быть, имеют смысл. Но вместе создают довольно пугающую картину: покажите мне за последнее время хоть одно послабление. Хоть одно разрешение чего-нибудь запрещенного раньше. Хоть какую-нибудь вертикальную мобильность, хоть призрак гласности, хоть тень общественной дискуссии — в обмен на запрещение курить, взрывать петарды, и выгуливать собаку без
