вылезла из скорлупы – и выпала из всех конвенций, потому что мы так не договаривались, нет, не договаривались.
8.
В шесть утра их с бабушкой разбудил стук в дверь.
– Кто? – сипло со сна крикнула бабушка.
– Милиция!
– Участкового черт принес, – пробормотала бабушка, шаркая к двери.
– Ну чего тебе еще? – крикнула она, не спеша отпирать.
– Это за мной, – прошептала Катька. Ее колотила неудержимая дрожь, и остро болел живот.
– Да ладно.
– Открой, Кира Борисовна, – твердо сказал участковый.
Господи, Господи, думала Катька, и чего меня сюда понесло?! Бабушка все равно не уедет…
– Измена, Борисовна, – сказал участковый, входя. На улице шел дождь, на менте был серый форменный плащ, и на пол с него натекала лужа. – Спасаться надо.
Боже мой, подумала Катька, какая еще измена? Когда я успела изменить не только мужу, но и Отечеству?
– Спасай, Борисовна, – повторил участковый. Он был совсем молодой, наглый, но в душе явно испуганный. – Пробило на такую измену, что жить не могу. А спиртное, сама знаешь, теперь с трех. И ночные все закрыли.
– Что ты все пьешь, Бакулин, ты мне скажи? Твой отец у моего мужа учился, приличный был человек.
– Борисовна! – повысил голос участковый. – Я власть, Борисовна! Я такого могу наделать… Мне если сейчас померещится, я ведь стрелять начну!
– Ну так ведь сам же видишь, что нельзя тебе. Что ж ты хлещешь?
– А от измены и хлещу, – словно удивляясь самому себе, ответил участковый. – Везде измена, и у меня измена. Я стрезва подумаю – как служить? И за голову хватаюсь. А потом примешь – и до утра ничего. А утром измена.
– И нету у меня ничего, и шел бы ты, Бакулин, улицы обходить…
– Я и обхожу. Злочеченцев не обнаружено.
– Кого не обнаружено? – спросила Катька, до самого подбородка натянув одеяло.
– Злочеченцев, – повторил участковый и пошатнулся. – Борисовна, я за себя не отвечаю. Я кого пристрелю – ты виновата будешь.
Кряхтя и шепотом ругая Бакулина скотиной, бабушка достала из-под стола белый бидон, осторожно налила полстакана золотистой жидкости и протянула участковому.
– Яблочный? – спросил Бакулин. – Люблю. Конфетка есть?
– Занюхаешь, – огрызнулась бабушка, но достала из буфета пряник.
– Благодарю за службу, Борисовна! – рявкнул Баулин. – Ты Отечество спасла!
– Дуй давай отседова, девку мне разбудил, – проворчала бабушка.
– Что за девка? Почему не знаю? – заинтересовался участковый. – Почему не регистрировалась?!
– Слушай, Бакулин! – рассвирепела бабушка. – Если ты еще и куражиться тут будешь надо мной, я сегодня же к начальству твоему пойду! Это внучка моя, дубина ты стоеросовая!
– Борисовна! – вовсе уже наглым голосом воскликнул участковый. – Ты на представителя власти… Как ты можешь, когда я жизнью рискую!
Спиртное действовало на него мгновенно.
– Между прочим, – решила Катька срочно выручить бабушку любой ценой, – моя подруга – Таня Колпашева. У нее муж в пятом отделении работает, в центре. И он может вам такое устроить за ночное нарушение неприкосновенности жилища…
– Че-во? – в крайнем удивлении переспросил мент. – Колпашева? Не смеши людей. Колпашеву весь город знает. Эта подстилка никому с двенадцати лет не отказывает. Муж! Откуда у нее муж? У нее мужа сроду не было, она из вытрезвиловки не вылезает! Ее уж зашивали два раза! Чего-то вы врете, девушка. Вы, наверное, черная Фатима… А вот мы сейчас посмотрим…
– Ты! – низким голосом крикнула бабушка. – Я тебя смотреть живо отучу! Ну-ка, кругом! Во внуки мне годишься, пьянь подзаборная! Думаешь, управы на тебя нет? Ни к кому не пойду, сама кочергой башку проломлю!
Надо сказать, когда бабушка злилась, она выглядела внушительно.
– Пошутить нельзя, что ль, – буркнул Бакулин, оказавшийся при ближайшем рассмотрении рыжим и веснушчатым. – Иду, иду. Спасибо, Борисовна, прости, что разбудил.
– Бог простит.
– А внучку ты все-таки пришли зарегистрироваться. Сама знаешь, чрезвычайное положение.
– Пришлю, пришлю. Иди.
