– Еще бы не бояться. Ты же не спишь совсем, вот тебя и пробивает.
– Да, не могу. Тебе самому разве не страшно?
– Пришли и сказали – дитя, мне страшно, – прошептал он. – Взяла я лампу, дитя, мне страшно, взяла я лампу и пошла к нему. У первой двери, дитя, мне страшно, у первой двери пламя задрожало. У второй двери, дитя, мне страшно, у второй двери пламя заговорило. У третьей двери, дитя, мне страшно, у третьей двери пламя умерло. А если он возвратится – что мне ему сказать? Скажи, что я и до смерти его продолжала ждать.
– Ну вот, – сказала Катька. – Теперь не страшно. Я когда-то боялась этих стихов, а теперь они наш пароль. Удивительно, сколько всего может произойти за одну ночь. Это сколько же мы протрепались?
– Часа три. Видишь, уже светает. Это называется теория относительности.
– А… да. Ну, давай хоть часика три поспим. А утром поедем, ладно?
– Куда?
– Куда-нибудь.
Они заснули и спали долго, почти до полудня, и спали бы дольше, если бы Игорь, научившийся реагировать на малейшее постороннее присутствие, не вскочил с кровати и не бросился к окну.
По участку ходил чужой человек.
Он был невысок ростом, смугл, сутул и готов к дальней дороге. За плечами у него был рюкзак, а на ногах – болотные сапоги. Он осматривался, принюхивался и наконец пошел к дому. Заглянул в окно. Игорь встретил его взгляд – глаза воспаленные, но спокойные, хозяйские. Он смотрел на Игоря, как владелец этого дома, и не отводил глаз.
Игорь быстро натянул джинсы, прыгнул в сапоги, взял на террасе полезную вещь в брезентовом чехле, снял чехол и проверил готовность вещи к использованию. Вещь была готова. Игорь вышел на крыльцо.
Кого ищем? – спросил он, переходя для уверенности на милицейское первое лицо, множественное число.
Да так, смотрим, – неопределенно, без тени смущения ответил гость. У него был легкий, почти незаметный восточный акцент. – Я гляжу, занято, ну, значит, занято. Мне что, живите пока, я не против.
Вот я тоже думаю, – сказал Игорь. – Спасибо типа, что разрешил. Это мой дом вообще-то.
А… Ну, раз твой, так и правильно. Извини.
А чего случилось-то? – спросил Игорь
Беженцы, – просто ответил восточный. – Из Москвы уходим. На соседнем участке есть кто, не знаешь, нет?
Справа есть, – сказал Игорь. – К нему лучше не попадай, честно тебя предупреждаю.
– Да ты тоже, вижу, подготовился, – улыбнулся гость. Что-то в нем было не так; Игорь не мог еще внятно этого обозначить. Хорошо, что Катька спит. В общем, видно было, что до поры гость будет вежлив и осторожен, но почувствует в хозяине малейшую слабину – и вцепится так, что не оторвешь. С этим гостем что-то сделали. До поры до времени его терпели, он жил в столице, приноровился, работал на самых черных и дешевых работах, но за это исподволь прибирал город к рукам, обживал, делал его своим; его караулили в подворотнях, мутузили в электричках, но он выживал, отказываясь воевать в открытую, хотя гостей в городе уже хватало и можно было перейти в наступление. Теперь его начали громить по- настоящему, и он, сохраняя внешнюю покорность, уходил из города на ближние подступы, чтобы здесь, на пустых осенних дачах, собраться с силами и сосредоточиться; больше ему пока некуда было деваться. Он мог, конечно, уехать к себе на родину, но родина была далеко, и делать там больше нечего – она и так уже его. А здесь еще можно было поспорить, потому что в открытой войне у гостя было больше шансов. Он был хуже вооружен, но больше умел. Он умел выжидать, караулить, обходиться немногим. У него все было хорошо с реакцией и памятью. Город его выгонял, но городу не так-то много и оставалось. Он и так уже полупарализован – из него даже на электричке не выберешься, а внутри даже маршрутки ходить перестали. Если немного переждать, можно будет войти туда уже не гостями.
Игорь быстро обернулся. Он подумал вдруг, что пока его отвлекает первый гость, сзади может подкрасться второй. Но сзади никого не было.
– Ты один, что ли? – спросил Игорь.
– Зачем один, много, – улыбнулся гость. Самое неприятное, что он улыбался ему, как союзнику. Они словно было в заговоре, хотя Игорь не собирался с ним ни о чем договариваться. Впрочем, палачу всегда кажется, что он с жертвой в заговоре. Так ему проще действовать. – Ты опусти штуку-то эту. Я же сказал, раз твое, то твое. У нас так, честно: мы чужое не берем…
– Ты иди давай, честный. Ты как на участок-то залез?
– А не заперто было, – сделал гость удивленное лицо. – Вон открыто…
– Ладно, не свисти. Кругом марш давай отсюда, – скомандовал Игорь.
– Зачем так говоришь, – улыбнулся гость. Он явно тянул время.
– Ты смотри, – сказал Игорь пересохшими губами, – эта вещь стреляет.
– Ай, ай! – сказал восточный и поднял руки, не переставая улыбаться. – Ай, смотри, страшный какой! – но отступил к забору.
– Иди, иди давай.
– Да опусти пукалку, я же по-доброму…
– Давай, давай. В Москве с вами уже поговорили по-доброму, теперь и мы можем.
– Да тут не Москва, – спокойно сказал гость. Он вышел за калитку и, все еще оглядываясь на Игоря, пошел к следующему участку.
