Я не сразу нашелся, что ответить. Потом сказал:
– Черт его знает, почему. Ты вот почему не куришь?
– Бросила.
– Ну вот и я бросил.
– Значит, у тебя была машина? – Она довольно улыбалась, словно добилась от меня чего-то для себя важного.
– Выходит, что так, – сказал я.
– А какая у тебя была машина? – с некоторым торжествующим упрямством спросила она.
– Слушай, – весело и пьяно наклонил я к ней голову, – ты случайно не собираешься за меня замуж, Кристина?
Кристина, не прекращая улыбаться, немного подумала, прежде чем ответить. Потом сказала:
– Нет. Хотя я могла бы в перспективе пожить с тобой. Дело в том, что мне предложили одну неплохую работу в Москве. Я пока что думаю. Вот поэтому я и спросила. Но это в перспективе…
Я предложил ей выпить что-нибудь. Она сказала: «Хорошо. Но только давай выберем хорошее кафе».
– Давай…
– Знаешь, – через какое-то время отстраненно сказала она, – я не воспринимаю мужчину без машины.
– Да? Почему?..
– По-моему, мужчине в наше время быть без машины стыдно. Это говорит о том, что он или неудачник, или живет в прошлом веке.
«В самом деле», – подумал я.
Наконец мы сели в каком-то кафе под тентом. Егор через каждые две минуты звал «Кристиночку» в художественную мастерскую Сергея, чтобы посмотреть там «шедевры живописи», и рвался поцеловать ей руку.
«Спасибо, – сверкающе щуря глаза, улыбалась ему Кристина, – мне что-то не хочется шедевров»
Когда она вежливо попрощалась с нами и неторопливо пошла к остановке маршрутного такси в свете красноватого заходящего солнца, я подивился тому, как же она была гармонично сложена – как идеально переставляла свои стройные ноги, перекатывала ягодицы, гордо и высоко несла голову на тонкой и нежной шее; и как же мне было противно внутри. Словно напился какой-то тошнотной мути, и все не мог, да и не хотел выблевать из себя эту муть, надеясь почему-то, что тошнота ложная и вот-вот пройдет.
По поводу фильма «Рай»
– У тебя презервативы есть? – перегнулся через стол ко мне Егор.
– Нет. А что?
– Надо в ночнике купить. В баню сходим. Там типа сауны, душ, бассейн, стол, где посидеть. Апартаменты отдельные с альковом. Девочек снимем, по сто гривен за час всего. У меня там Катюша знакомая, юная мадам с во-от с такой грудью, – показал Егор руками. – Я один раз ее уже заказывал, правда, кончить не смог, выпил лишнее. Но зато пообщались.
Покачиваясь посреди проспекта, Егор позвонил по мобильному, заказал два часа в бане. В круглосуточном магазине мы купили все необходимое для культурной программы. Потом пошли пешком по проспекту – баня была рядом. Егор позвонил в ворота, сообщил ответившему через переговорное устройство голосу, что нас ждут. Мы спустились по лестнице в отделанное деревом помещение.
«Садитесь, ребята, сейчас подвезут девочек, – сказала встретившая нас женщина с выражением лица, о котором нельзя было сказать, приветливое оно или равнодушное. Единственное, что точно было в этом лице – работающая на средних оборотах энергия.
Сев за стол, мы распечатали водку и стали ее пить, смешивая с апельсиновым соком. Егор говорил о том, что хочет бросить заниматься пиаром молочных компаний и снять фильм. Художественный большой фильм, не сериал, – говорил он. – Такой, где все люди прекрасны.
– Там все будет прекрасно, и пейзажи, и люди, и отношения. Без конфликтов, – объяснял мне Егор.
– Так не бывает, – возразил я, – жизни не бывает без конфликтов…
– Бывает! – запивал Егор апельсиновым соком водку. – Просто все конфликты от гордыни… Ты подумай, если убрать гордыню из всех нас, – он махнул рукой, словно отрубил мечом невидимую голову – и все, наступит идеал!
– Тогда назови свой фильм «Рай», – сказал я. – Только будет ли он интересен?
– В смысле?
– Ну, будет ли нескучно досмотреть его до конца?
– А жизнь до конца интересна? – захохотал он.
– Так у тебя же фильм, – поправил его я.
– Нет, у меня рай, – напомнил он. – Там будет тотально все хорошо.
Вошли девочки. Их было пять или шесть, среди них была Катя, которую Егор нахваливал. Грудь у нее была действительно большая. В ее глазах не было проблеска сомнения или неуверенности, она напоминала мягкую, отключенную от электричества игрушку – поэтому, наверное, я не захотел выбирать ее. С некоторых пор я стал принимать сомнение за искренность.
Я выбрал другую девушку – постарше, – ее глаза смотрели на меня, как два увядших, но живых цветка. Такие цветы я видел однажды в лесу, неподалеку от Ялты, когда мы с моей женой и с друзьями – с бородатым и хиппующим тогда еще Егором – ходили в поход по крымским горам. Тогда я сказал Лене: «Слушай, видишь какие цветы? Как два глаза в сухих волосах травы». Я спустился с тропинки в овраг, чтобы сорвать для жены эти цветы. Она просила: «Не надо». Но я все равно сорвал цветы, и глаза сразу увяли, до Ялты мы их не донесли.
– Как тебя зовут?
– Света.
– Что будешь пить?
– Вот это. Немного… – она указала на мартини.
Света тоже напоминала Джин Сиберг, только ростом повыше. Мы вовлекли ее в разговор о фильме «Рай». Спросили, интересно ли будет ей смотреть такое кино.
– Разве мы живем для интереса? – спросила она. У нее были короткие, сухие, похожие на желтую траву волосы, из которых синели два глаза-цветка. На щеке, ближе к губе, большая родинка. Когда она подошла ко мне и я взял ее за кисть, у меня задрожала рука. Было в ней что-то настоящее и в то же время болезненное – словно медленный выплеск тоски. Неужели только в надломе, в неудаче женщины могут быть мне близки? Но как же тогда фильм по имени «Рай», где не существует проблем?
Я стал наливать ей мартини, себе водку. И быстро два раза выпил. Мне быстрее хотелось забыть то, что будет потом, еще до того, как это случится. Я снова себе налил.
– Так быстро? – спросила она то ли смущенно, то ли задумчиво. И, словно боясь отстать от меня, со смиренной быстротой опустошила свой стакан с мартини.
За шторой стояла огромная кровать, дальше – проход в бассейн и сауну. Я вошел в холодную воду бассейна, Света, дрожа плечами, ступила в воду за мной. Опустив голову, она двигалась следом за мной, словно домашнее животное. Так же по очереди мы приняли душ. Света дрожала, хотя вода была горячая.
«Хочешь, иди в сауну», – сказал я. Она покачала головой. Я взял ее за жесткие светлые волосы и поцеловал в шею. Она взглянула на меня виноватыми глазами, опустилась на корточки и, приткнувшись губами, одела мне презерватив. Я кончил глубоко и тепло – словно вышли слезы. Затем вошел под душ, и там немного настоящих слез тоже вышло из меня.
Мы сняли покрывало с огромной кровати. Этот сделанный под фальшивый альков будуар напомнил мне виденную в детстве на почтовой марке картину Рембрандта «Даная». Там лежала на простынях обнаженная женщина, а в воздухе над ней застыл ангел. Возможно, на меня сейчас смотрела моя мать. Мне не было ни страшно, ни стыдно. Это было погружение в реку, смывающее все. Не хотелось сливаться телами. Я поцеловал ее в шею, в затылок. Она дрожала, покрывала быстрыми поцелуями мне лицо. В губы мы не целовались. Туман. Я понимал, что она проститутка, но ведет себя так, словно мы вдвоем в какой-то одинокой квартире.
