они просто с ума начинают сходить.
– Да, пожалуй, что это так, – медленно сказал я. – Ну а ты?
– А про себя я уже сказала. Я знаю, что изменюсь, если все будет не так, как я знаю. Ты писателем не станешь, тебя никто не опубликует, а я…
– Ты уверена? – мрачно усмехнулся я.
– Ага. Хотя ты мог бы стать писателем, может, даже хорошим. Но тебе раньше надо было послать на фиг свою адаптацию. В смысле, адаптироваться перестать. Лет хотя бы в двадцать пять, в тридцать. А ты продолжал адаптироваться, адаптироваться… Даже роман этому посвятил! А сейчас уже поздно, ты устал, Саш. И писать, и адаптироваться устал. Все, что тебе нужно, это отдых длиной в хотя бы год.
– Ты говоришь так, словно ты – это не ты. Это ты?
– Я же не марсианка, я женщина, Саша! Я говорила, что будущее предчувствую. Мы, женщины, что бы ни болтали, согласны жить только с успешными поэтами. С романтичными неудачниками мы искренне возимся только в юности, когда кажется, что все еще впереди. А потом…
– Я не про это. Я про то, что мне отдохнуть надо.
– Конечно. И мне надо! Потому что я хочу вернуться с тобой в рай.
– В рай?
– Ну да, я стану Евой, а ты Адамом. Конечно, это будет не тот рай, который был при Боге, но мы попытаемся его воссоздать. Потому что, по-моему, рай – это единственное, ради чего надо встречаться с мужчиной.
– И как мы попадем в этот твой рай?
– Он не мой, а наш. Просто. Надо перестать думать о материальном так же, как и о будущем. Надо бросить страдать о деньгах и начать просто жить.
– Но для этого, Елизавета Всезнающая, все-таки нужно некоторое количество таких, знаешь ли, шуршащих бумажек.
– Слушай, не рассуждай как тридцатилетняя женщина, которая решила наконец начать вить гнездо! Если человеку нужны деньги для свободы, они рано или поздно у него окажутся.
– Вот так? Ограбим банк?
– Способов много. Мы можем взять, например, две твои последние зарплаты в твоем «Органайзере» и уехать во Вьетнам или Камбоджу. Там можно полгода жить на эти деньги, причем в райской природе.
– Ну а когда финансы закончатся?
– В этом вопросе положись на меня. Не закончатся, пока это не станет не важно. Весь вопрос в том, чтобы успеть пожить свободными. Будет глупо, если мы не используем этот шанс.
– Ну хорошо. Это я живу в Москве и работаю в глянцевом журнале, где получаю почти две с половиной тысячи долларов. А если бы я сидел где-нибудь библиотекарем в Саратовской области, и мы бы с тобой встретились, что тогда?
– Как что тогда? Да то же самое! Дело же не в размере денег, а в желании! Ну хочешь, уедем в лес, построим там шалаш и будем жить? В лесу еды много, вода есть, будем охотиться, пищу найдем. Хочешь? Нет, не хочешь. Ты хочешь прожить нашу с тобой свободу в комфорте, потому-то я и встретила тебя тогда, когда ты работал в своем «Оргазме», или как там его зовут, твой журнал? Видишь, я верю в рай в шалаше, а ты не веришь. Даже во временный.
– Да, не верю, – согласился я. – Даже во временный. Интересно, почему?
– Потому что ты живешь в Москве, – буднично сказала Лиза, отвернувшись.
– Что? Ну и причина! Ну и что же? Я, как ты знаешь, не особенно люблю этот город.
– Это совсем не важно, Саша. Ты давно стал москвич по духу. Ты уже не можешь иначе жить.
– Как это, например?
– Не сытно, вот как.
– Да ладно! Не такой уж Москва сытный город…
– Конечно, по сравнению с другими сытостями. И все же, ты посмотри на бомжей московских, они же гамбургеры едят, апельсины, я видела. Я даже спросила, откуда они апельсины берут, а он мне говорит – это ж Москва, девочка! Тут такие помойки шикарные в центре имеются! В общем, ладно, поедем, до того как все кончится, за границу. Ты куда больше всего хочешь?
– Слушай, но откуда ты вообще взяла, что все закончится?! – вдруг раздраженно почти крикнул я. – Почему я должен в это играть?
– Как, ты что же, мне… не веришь? – раскрыв глаза и отклонившись назад, Лиза удивленно посмотрела на меня.
– Конечно. Ну да. С какой стати я должен верить – в это? Ты что, Будда, Христос, Ленин?
Лиза смотрела на меня не мигая, и мне казалось, что она окончательно заигралась в какую-то свою высоко-трагичную комедию.
– Разве можно любить человека, которому ты не веришь? – негромко, словно саму себя, наконец спросила она. Затем пожала плечами, отвернулась, встала и отошла к борту судна.
– Лиз, – через некоторое время позвал я.
Не оборачиваясь, она стояла у ограждения борта катера и смотрела на проплывающий мимо берег. На ней было короткое легкое платье; ветер, задувая снизу, довольно высоко его задирал. Я заметил, что бармен из-за стойки зачарованным взглядом смотрит на Лизины ноги. Мне стало вдруг весело и смешно, захотелось с ней помириться.
Подойдя к Лизе, я положил руку ей на плечо – и сразу почувствовал под тканью платья, какая она худая и озябшая.
– Слушай, давай не дуться?
– Это… Воробьевы горы? – сказала она, не отрывая глаз от проплывающего мимо берега.
– Ага.
– Значит, это здесь когда-то Огарев с Герценом поклялись создать совершенное общество?
– Да. Но у них ничего не получилось. Лиза, прости меня. Я тебе верю.
– Только не здесь.
– Что не здесь?
– Здесь не хочется тебе верить, что ты веришь. Вот на том берегу – да.
– Ну хорошо, скоро причалим и пойдем туда.
– Долго ждать. Надо сейчас.
– Сейчас не получится.
– Не веришь?
– Что не веришь?
– Ты никогда ни во что не веришь.
– О чем ты, Лиз?
– Надо же хоть во что-то маленькое сначала поверить, а потом уже в большое. Неужели не ясно? – качая головой, говорила она, словно что-то объясняя самой себе и по-прежнему глядя не на меня, а на проплывающий берег.
– Слушай, Лиз, пойдем вниз, ты тут совсем замерзла…
– Ну да, чтобы заснуть и мило причалить к берегу…
– Что с тобой?
– Я поплыву.
– Куда?
Она вдруг дернулась и так резко перемахнула через поручни катера, что мои пальцы только царапнули ногтями по ткани ее платья. Мгновение – и Лиза с прижатыми к груди руками и задранным до талии платьем летит за борт ногами вниз. Удар, брызги. Секунда, другая… и вынырнувшая Лиза легко и спокойно плывет к поросшему лесом берегу.
Я оглянулся. Бармен с вопросительным лицом и открытым ртом, застыв, смотрит на меня. Секунды две я помедлил. Затем обреченно махнул рукой, перетащил свое тело через поручни ограждения и, так же как Лиза, ухнул ногами вниз. Врезавшись в воду, я на миг будто бы потерял сознание, а потом все вдруг стало не важно. Вода оказалась не холодной. Вынырнув, я вытянул голову, заметил далеко от себя Лизу и поплыл за ней. Сзади, с корабля, раздавались какие-то крики, я не обращал на них внимания.
