усовершенствовать мир, а он плевать на это хотел. Он остается таким, как был. А тебе вроде становится теплее от того, что ты тут немножко посуетился на благо его преобразования. И думаешь, что все так здорово складывается — вот же что-то изменилось. И невдомек, что „что-то“ — это ты, и только ты, но никак не мир вокруг».
А если проще, если спуститься на пару этажей вниз, к бытовухе семейной жизни, то если мужик хочет что-то сделать, ты хоть из штанов выпрыгни, он это сделает. Налево ему надо — значит, будет «налево». Крепкий семейный очаг — значит, очаг. Ты тут ни при чем. Все кивают на «треники» с вытянутыми коленками, в которых ты ходишь дома вместо того, чтобы носить платья с хвостом. Или на отсутствие маникюра и зарождающийся целлюлит. Мол, а чего вы хотите? Мол, поэтому он и косит глазом налево. Ой, оставьте! Не надо нас дурить! Не надо перекладывать с больной головы на здоровую.
Я шла по вечерним улицам. В воздухе уже пахло осенью. Еще везде зеленела листва, но небо уже было другое. Прозрачнее, выше. Скоро похолодает, деревья станут сначала желтыми и красными, а потом просто сиротливо голыми. И грянет мой день рождения. Я постарею еще на год. Опять буду пристально вглядываться в зеркало в поисках новых морщинок или иных свидетельств увядания. Жизнь движется вперед и никогда не оборачивается, чтобы посмотреть: а что же она натворила? Ей это ни к чему. Вот у меня пока так не получается. И очень часто я усаживаюсь с чашкой крепкого кофе в свое любимое кресло у окна и принимаюсь размышлять о том, что давно уже кануло в Лету. Жалею о чем-нибудь? Скорее нет, чем да. Но думаю часто.
Мобильник в кармане куртки завибрировал. Эсэ-мэска. От Димки.
«Я не хочу ничего менять...»
Здорово. Я тоже не хочу.
«...Мы же имеем право вести себя как хотим?»
Имеем.
Вот только жена его считает иначе. И тоже имеет на это право. Как и Маруся. Все зависит от того, в какой из вершин любовного треугольника ты находишься.
И от темперамента. Вон Вита оказалась горячих кровей. Того и гляди, доберется до меня и вцепится в волосы, не вникая ни в какие подробности. И имеет на это полное право...
Алена
Неужели меня все-таки прихватило? Неужели я влюбилась? Нет, я, конечно, все время ждала эту самую великую любовь, но, когда теоретизируешь, все видится совсем иначе, чем когда то же самое происходит в действительности. Я чувствовала, что между нами с Алексом произошло НЕЧТО. Именно в тот момент, когда он приволок эту кучу журналов в мой кабинетик. Как будто в пробирке смешали два вещества и там все заискрилось и забурлило. Как раз то, чего я ждала все эти годы. Но тогда почему я так испугалась?
А Анька радовалась как ребенок.
— Потрясно! — кричала она, когда узнала, что Алекс пообещал мне помочь с покупкой камеры.
— Ну просто не передать! — хохотала она, когда спустя неделю он позвонил мне домой (где, кстати, взял телефон-то?) и предложил встретиться в выходные, чтобы попрактиковаться в съемке.
—А мне как-то неуютно, — призналась я.
— Почему? — удивленно воззрилась на меня подруга.
— Быстро, — ответила я. — Притом безо всяких моих усилий. Подозрительно.
— Подруга, подойди-ка к зеркалу, — велела Анька.
— Зачем?
— Давай, давай, делай, что говорят.
Я вылезла из-за кухонного стола и пошла в коридор. Зажгла свет, встала напротив большого, в полный рост, зеркала:
— Ну?
Анька подошла и встала рядом.
— Что видишь? — спросила она.
— Себя, — ответила я. — И тебя.
— Про меня не надо, — сказала Анька, — а вот на себя посмотри-ка внимательно. Что видишь?
— Надо идти щипать брови. — Я внимательно разглядывала свое отражение. — И по-моему, я поправилась.
— Ненормальная! — фыркнула Анька. — А я вот вижу очень симпатичную особу, с отличной фигурой, большими глазами и шикарными волосами. Опять же не дуру, хотя в зеркале это незаметно.
— И?.. — повернулась я к ней.
— И мне непонятно, почему эта особа недоумевает, когда мужчина проявляет к ней интерес. Не знаешь?
Точно я не знала, но кое-какие догадки на этот счет у меня были. Просто «этой особе» очень нравился этот мужчина. А в жизни ее обычно случалось так, что тот, кто нравился ей, не обращал на нее никакого внимания либо был уже прочно занят. Липли же всегда те, кто был абсолютно ей ни к чему. Ей, то есть мне, просто не верилось, что сейчас все иначе.
Мы провели вместе с Алексом в субботу целых три часа, фотографируя всякую чепуху в разных ракурсах. Алекс был на удивление терпелив, хотя такая бестолочь, как я, могла в этот день кого угодно довести до белого каления.
— Мне так стыдно, — призналась я, когда мы уже подъехали к моему дому.
— За что? — Он с улыбкой смотрел на меня.
— За свою бестолковость.
— Э-э... — Он продолжал улыбаться.
— Могу компенсировать, — храбро предложила я.
— Чем это? — заинтересовался Алекс.
— Кофе?
— Кофе... — Он немного подумал, потом кивнул: — Отлично.
— Тогда вон мой подъезд. — Я махнула рукой.
— У меня, правда, не очень много времени... — сказал Алекс, аккуратно паркуя машину.
И очень хорошо. Для первого визита и получаса довольно. Мне бы не хотелось гнать лошадей. Надо еще привыкнуть к своему новому положению.
Мы вышли из машины, Алекс поставил ее на сигнализацию, и мы двинулись к подъезду. Алекс взялся за ручку двери, чтобы открыть ее передо мной, как вдруг дверь распахнулась сама и из подъезда вылетел... Петя.
— О! — сказал он. — А я к тебе.
— Привет. — Я немного растерялась.
Алекс доброжелательно взирал на покрасневшего Петю. По всем правилам этикета их следовало познакомить, но сделать это у меня язык не поворачивался.
— Э-э... — Что делать, что делать, вертелось в голове.
— У тебя гости, — полуутвердительно-полувопросительно сказал Петя.
— Да.
— Тогда я заеду попозже.
— Хорошо.
Петя посторонился, мы с Алексом вошли в подъезд. Дверь за нами мягко захлопнулась.
— Брат, — пробормотала я.
— Ага, — кивнул Алекс.
— Двоюродный, — добавила я, чтобы как-то объяснить нашу с Петей полную непохожесть.
Слова вырвались сами собой. Сказалась привычка к вранью. Я искоса взглянула на Алекса. Похоже, он проглотил мою ложь без всякий сомнений.
— Лифт не работает, — сказала я.
— А я никогда не езжу на лифте, — сообщил Алекс.
Ну да, спортсмен.
«С Петей ведь придется что-то делать», — думала я, угощая Алекса кофе. Не люблю, когда под ногами