однажды она подумала: «А что? Хороший, однако, вариант». И уже вот он, в руках. Чуть-чуть только напрячься — и дело в шляпе.
Старый как мир трюк — сказать, что беременна. Ну, пошловато… Подумаешь! Главное — сработало ведь. Вересов, конечно, ошалел от неожиданности. Потом загрустил. Понятное дело, о Мирошниченко подумал. Но природная порядочность победила. Яна засучила рукава и быстренько организовала свадьбу. Мирошниченко конечно же пригласила. Они же были почти подругами. Вполне логично было ее пригласить. Тем более что с Вересовым у Мирошниченко ничего не было. Так, предчувствие — и все.
Мирошниченко отнеслась к известию о свадьбе совершенно спокойно. «Черт, — подумала тогда Яна, — я ошиблась. Он был ей без надобности». Впрочем, все равно Вересов — хорошая добыча. Теперь Яна станет замужней дамой, а эти все еще будут прыгать, суетиться…
«Ложная беременность», — с трагичной ноткой в голосе сказала она Вересову спустя пару недель после свадьбы. Он поверил. Переживал за нее: «Как ты себя чувствуешь?» да «Что для тебя сделать?» По ходу дела он в нее влюбился. «Вот и прекрасно», — обрадовалась Яна. И… забеременела по- настоящему.
Случайно. Хотела сначала от ребенка избавляться — ну куда он ей в двадцать два? А работать? А карьера? Даже записалась на аборт. А потом передумала. Да и ладно! Отмучается — и дальше уже будут руки развязаны. Опять же на курсе беременных еще не было, она стала первой. Девчонки ей завидовали, не все, конечно, но большинство. Яна носила свой живот с гордостью, даже странно сейчас об этом вспоминать.
А Мирошниченко ее как будто не замечала. Не пришла ведь тогда на свадьбу. Значит, все-таки зацепило. Живот же Янин ее, похоже, не раздражал. Она просто не обращала на него внимания, вечно занятая своими делами. В которых Яне уже места не было. Удивительное дело: они не ругались, не ссорились, не выясняли отношений, но то, что они расстались, не вызывало сомнений. Мирошниченко как-то очень аккуратно и незаметно выдавила Яну из своей жизни. Здоровалась, конечно, с ней при встречах — но на этом все их общение заканчивалось.
Они окончили университет и разбежались кто куда. Яна видела Мирошниченко после университета дважды: один раз на встрече по случаю пятилетия выпуска, второй — шесть лет назад, из окна автобуса. Мирошниченко стояла на остановке, рядом с Гостинкой, Яна ехала на Васильевский остров. Лена была в джинсах, короткой курточке, все такая же узенькая и хрупкая, с волосами, в беспорядке разбросанными по плечам. У Яны дрогнуло сердце, хотелось выскочить из автобуса, подбежать к ней и спросить: «Ну, как ты?» — и сказать: «Я так соскучилась!» «Немыслимо», — тут же подумала она, откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Автобус проплыл мимо Мирошниченко, настроение упало до нуля. «Зачем она мне? Ни за чем. Мы с ней такие разные. Все это ерунда», — твердила про себя Яна, пытаясь вернуться в прежнее ровное состояние.
С трудом тогда выкинула Мирошниченко из головы.
И вот она сидит напротив. Вернулась в ее жизнь тогда, когда ее ждали меньше всего. Щебечет не переставая. Не замужем до сих пор. Только что обмолвилась, что одна. И бизнес у нее похрамывает, причем на обе ноги. И что? Похоже, ее это никак не беспокоит. Как всегда, беззаботна, улыбается, шутит. Друзья, встречи, события — жизнь в удовольствие.
А у нее, у Яны, что? Борьба. С сестрой, с Димкой, с остальными. С собой, наконец. А мгновения удовольствия так редки… Притом что багажа накоплено во много раз больше, чем у Мирошниченко. «А может, все дело не в том, что имеешь, — вдруг подумала Яна, — а в том, как себя чувствуешь при этом?» Вот Мирошниченко чувствует себя как лесной эльф, весело порхающий от цветка к цветку, и не важно, что в цветах уже все подъели другие эльфы, важно, что она порхает. А Яна вечно как мокрая курица, которая бежит по пыльному двору с напряженно вытянутой вперед шеей в поисках хоть какого-нибудь зернышка, и даже если находит его, успокоиться не может, потому что тут же бросается на поиски следующего — в запас. А на черта этот запас нужен? Да что же это такое происходит? Почему все свалилось на нее именно сейчас? Зачем, зачем Ленка встретилась ей именно сегодня? Для чего? Чтобы она окончательно уверилась в том, что она полная дура?
Яна почувствовала, как краска бросилась ей в лицо, а в ушах застучало, зашумело. Она резко вскочила.
— Извини, — отрывисто сказала она. — Так заслушалась тебя, что забыла обо всем на свете. Мне пора, — и махнула рукой официантке.
— А-а, — Мирошниченко, похоже, не удивилась, — пора так пора. Держи, — она сунула руку в боковой карман своей экстравагантной сумки и вынула визитку, — позвони как-нибудь.
— Спасибо. — Яна поколебалась с мгновение, но потом тоже достала свою визитку. — Вот.
Мирошниченко кивнула, вертя визитку в руках:
— Счастливо!
— Спасибо. — Яна положила деньги на стол. — Тебе тоже. Приятно было…
— Угу, — пробормотала Мирошниченко.
Лена проводила Кукушкину взглядом. Вздохнула. Поманила официантку.
— Бокал вина, пожалуйста. Белого. Полусухого.
Надо было отметить свой триумф. Жалко, конечно, Кукушкину. Какая-то она потерянная. Что-то, наверное, у нее случилось. Но Лена намеренно не стала расспрашивать. Повела себя по-хамски. Трещала только о себе, о том, как у нее все прекрасно и удивительно, Кукушкиной не задала ни единого вопроса. Хотя до ужаса хотелось узнать, как там Вересов и как вообще там у них, но Лена держала себя в руках — пусть Кукушкина думает, что ей все это абсолютно безразлично, что ей нет никакого дела до их личной жизни. Похоже, Лена своего добилась — Кукушкина мрачнела, потом покрылась пятнами, внезапно вскочила, забубнила что-то про дела. Лена ей не поверила. «Нервишки сдали», — с удовольствием подумала она. Недостойные мысли, но что поделаешь? Иногда это необходимо. Для того, чтобы опять почувствовать себя живой, ведь благодаря Кукушкиной все эти годы были отравлены воспоминаниями о том, как ее обвели вокруг пальца и лишили всего того, что могло составить ее счастье.
Хотя… Она взяла в руки бокал, принесенный официанткой, повертела его, пригубила вина. Кто знает, во что вылились бы Ленины отношения с Вересовым, случись они. Но, как бы то ни было, они бы случились, и это уже был бы праздник — не важно, сколько лет или часов он продлился бы.
Глава 23
Вересов лежал на кровати, опутанный проводами и увешанный датчиками, и спал.
— Он будет жить? — шепотом спросила Марина.
— Ждем, — спокойно ответил врач.
— Чего ждете?
— Когда это станет ясно.
— А когда это станет ясно?
— Неизвестно.
Они помолчали некоторое время. В палате тихо гудели лампы под потолком, попискивали приборы, к которым был подключен Вересов.
— А что с ним случилось? — уточнила Марина.
— Авария, — сказал врач.
— Он один пострадал? — уточнила Марина.
— Нет, — ответил врач, — он один выжил. Повезло, — помолчал и добавил: — Пока.
— А если он будет жить, — проговорила Марина, — он… ну…
— Не знаю, — пожал плечами врач, — никто не знает.
Свет внезапно моргнул. Комната на несколько мгновений погрузилась в темноту. Потом лампочки опять ожили и засветились голубоватым светом.
— Он будет жить? — шепотом спросила Марина.
