и принимается с кем-то болтать. Я перевожу дух и уже более миролюбиво спрашиваю у Альбертино:
– А как у вас там? Все нормально?
– Да что нам сделается? – смеется он. – Все классно. Погода отличная, не то что тогда, когда ты здесь была.
М.А. продолжает разговаривать с невидимым собеседником, но почему-то мне опять кажется, что он способен делать два дела сразу.
– А ты зачем звонишь? – спрашиваю я у Альбертино.
– Просто так. Узнать, как у тебя дела. Услышать твой голос.
– И все? – Я искренне удивляюсь.
– А что тут такого? – теперь изумлен уже Альбертино.
– Да нет, – улыбаюсь я, – все нормально.
Давненько никто не звонил мне, чтобы просто узнать, как мои дела. И услышать мой голос… Стоп, стоп, торможу я себя. Ребенку двадцать восемь. Какой голос? Какие дела? И что вообще это значит? Но ведь не спросишь его об этом – М.А. уже отключил свой мобильник и опять взирает на меня с нескрываемым интересом.
– Ты знаешь… – мямлю я в трубку.
– Не хочешь разговаривать на работе? – догадывается сообразительный «ребенок».
– Да.
– Хорошо. Тогда, может быть, продиктуешь свой домашний телефон, раз уж я такой растяпа?
Мне вновь хочется спросить, зачем ему все это нужно, но я беру себя в руки и послушно диктую телефон.
– О'кей, – говорит Альбертино, – тогда прощаемся?
– Да. Пока.
– Удачного тебе дня.
– Спасибо. И тебе тоже.
Я с облегчением отрываю от уха изрядно нагревшуюся трубку и протягиваю ее М.А. со словами:
– Наконец-то вы получили ее обратно.
На мое ехидство он с не меньшей иронией в голосе комментирует:
– Вскружили голову парню.
Я вздрагиваю и растерянно бормочу:
– Пардон?
М.А. пристально смотрит на меня своими глазами цвета предгрозового неба и повторяет:
– Я говорю, бедный парень – пал жертвой ваших чар.
«Неужели ревнует?» – мелькает у меня шальная мысль.
Чепуха, одергиваю я себя. Откуда бы взяться ревности? Подумаешь, развлек меня в Москве, обаял, помог почувствовать себя в непривычной обстановке чуть-чуть комфортнее, но кто сказал, что это от какого-то чувства ко мне? Просто человек хорошо воспитан, вспоминаю я кое-что из Хмелевской. Да, подал пальто, да, открыл дверцу машины, да, сводил в театр – от всего этого так отвыкаешь, что любое проявление элементарной мужской вежливости готова принять за знаки неземной любви к себе. Я делаю вдох и открываю рот, чтобы ответить, как вдруг слышу:
– Какой парень? Чьих чар? – и за спиной М.А. появляется Вика.
Да вот, – небрежно поясняет М.А., – Ольга Николаевна одним своим появлением ввергла в смятение целый московский офис, особенно его молодую мужскую часть, и кое-кто там теперь себе места не находит.
– Правда? – восторженно реагирует Вика. – Какая прелесть!
Кто б сомневался! А М.А. хорош – болтун несчастный! Мужчина – что с него возьмешь. Он полагает, что очень удачно и остроумное пошутил, а на самом деле дал жизнь новой большой, длинной и жирной сплетне. Уже давно никому не мыли кости на тему личной жизни. И вот тебе, пожалуйста! Ольга Николаевна и юный Альбертино. Просим любить и жаловать. Будет чем заняться в течение долгого рабочего дня. Судя по плотоядному Викиному взгляду, волна сплетен накроет меня не далее как сегодня к вечеру, а поглотит – к концу недели. Я лучезарно улыбаюсь ей и поворачиваюсь к компьютеру.
– Максим Александрович, – спохватывается Вика, – я же за вами.
– Да? – вопрошает М.А. абсолютно незаинтересованным голосом.
– К вам же сын пришел.
– Действительно, – боковым зрением вижу, как М.А. смотрит на свои часы, – спасибо, Вика.
Они удаляются. Я вскакиваю со своего места и подхожу к двери. Выглядываю в коридор. Вика и М.А. идут в сторону приемной и о чем-то разговаривают. Надеюсь, не обо мне. М.А. не похож на человека, способного откровенничать с секретаршей. Тогда, позвольте, задумываюсь я, какого черта он выдал меня?
Никакого сына в коридоре не наблюдается. Наверное, сидит, ждет папашу в кабинете. Я опять усаживаюсь за компьютер. Значит, это был мальчик. Тот ребенок, которого должна была родить
