а когда кнут опускался на нее, она пригибалась к земле и издавала жалобное ржание. Вдруг Торбьорну стало стыдно, он опустил руку. В тот же миг он заметил, что у обочины дороги кто-то лежит, опершись локтями о землю, и громко смеется. Тут Торбьорн потерял всякое самообладание, от гнева у него потемнело в глазах и он не отпуская от себя лошадь, бросился на незнакомца с поднятым кнутом.
— Я тебе покажу, как смеяться! — крикнул он. Кнут со свистом опустился, но лишь слегка задел незнакомца, который с криком бросился в канаву. Стоя на четвереньках, он повернул голову к Торбьорну, выругался и скривил рот, словно хотел засмеяться. Но смеха Торбьорн не услышал и замер в изумлении, ибо вспомнил, что когда-то уже видел это лицо. Да, перед ним был Аслак.
Сам не зная почему, Торбьорн почувствовал, как по спине у него пробежал неприятный холодок.
— Это ты испугал лошадь? — спросил он Аслака.
— Что ты! Я лежал себе и спал, — отвечал Аслак, поднимаясь с земли. — А ты меня разбудил, когда как сумасшедший кинулся на свою лошадь.
— Это ты ее испугал! Все животные боятся тебя.
И Торбьорн похлопал лошадь по спине; она была, так измучена, что пот валил с нее градом.
— А я думаю, что лошадь твоя больше боится тебя, чем меня. Я никогда не мучил лошадей, — прибавил Аслак, все еще стоя на коленях в канаве.
— Меньше болтай! — сказал Торбьорн, угрожающе замахиваясь. Аслак выпрямился и вылез из канавы.
— Вон что! Значит, я много болтаю? Ну нет… впрочем… А куда это ты так торопился? — спросил он вкрадчиво, нетвердой походкой приближаясь к Торбьорну и покачиваясь из стороны в сторону. Он был пьян.
— Теперь уже мне некуда торопиться, — ответил Торбьорн, распрягая лошадь.
— Да, вот беда-то! — посочувствовал Аслак. Он подошел к Торбьорну совсем близко и снял шляпу. — Господи, какой ты стал красивый и как вырос с тех пор, как я видел тебя последний раз.
Аслак еле держался на ногах; он засунул руки в карманы и в упор разглядывал Торбьорна, который никак не мог выпрячь лошадь. Одному ему было трудно справиться, а прибегать к помощи Аслака не хотелось, так как вид у парня был ужасный: платье перепачкано в грязи, спутанные волосы в беспорядке торчали из-под старой вытертой до блеска шляпы, а лицо, такое знакомое, все время кривилось в улыбку; глаза его были почти прикрыты веками, и когда он смотрел на Торбьорна, голова у него была немного откинута назад, а рот полуоткрыт. Все лицо его казалось каким-то помятым, серым, движения вялыми; Аслак, очевидно пил. Торбьорн и раньше не раз встречал Аслака, но Аслак делал вид что не узнает его. Он был разносчиком товаров, ходил от хутора к хутору, бывал на всяких празднествах и вечеринках, потому что знал множество занятных истории и песен, и ему за это давали водку. Побывал он и на свадьбе в Нордхауге, но, как Торбьорн узнал позднее, устроил там, по своему обыкновению, драку между гостями и, чтобы ему потом самому не попало, предпочел вовремя удалиться.
— Хоть ты впрягай свою лошадь, хоть выпрягай, а все равно тебе придется заехать в Нордхауг, чтобы все привести в порядок, — сказал Аслак. Торбьорн и сам понимал, что без этого не обойтись, но уж очень ему не хотелось ехать в Нордхауг.
— Да ведь у них там большой праздник сегодня! — сказал Торбьорн.
— Значит, будет и большая помощь! — в тон ему ответил Аслак.
Торбьорн все еще колебался, но он прекрасно знал, что одному ему ни за что не справиться и ничего другого не остается как идти в Нордхауг. Он привязал лошадь и направился к хутору, который находился неподалеку. Аслак пошел за ним. Торбьорн повернулся и пристально посмотрел на Аслака, а тот засмеялся:
— В какой хорошей компании я возвращаюсь на свадьбу!
Торбьорн ничего не ответил, но пошел быстрее. Аслак, не отставал и во все горло распевал старинную песню «На свадьбу отправились двое крестьян».
— Куда ты так торопишься? — спросил Аслак. — Все равно свадьба от тебя никуда не убежит, — добавил он Торбьорн молчал.
Когда они подходили к Нордхаугу, навстречу им неслись звуки музыки и шум танцев, а из окон большого двухэтажного дома высовывались гости. Во дворе тоже толпились группы гостей, и Торбьорн видел, что они спорят, кто бы это еще мог прийти. Наконец его узнали и увидели вдали его лошадь и разбросанную по земле поклажу. Танцы тотчас же прекратились, и все собравшиеся высыпали во двор, как раз когда Торнбьоре и Аслак подходили к дому.
— Нежданно-негаданно попали на свадьбу! — прокричал Аслак, приближаясь вслед за Торбьорном к толпе гостей. Радостными криками они приветствовали Торбьорна, обступив его со всех сторон.
— Да благословит бог честную компанию, хорошее пиво на столе, красивых девушек в зале и музыканта на скамье! — громко сказал Аслак, пробираясь в самую середину толпы. Одни засмеялись, другие нахмурились, кто-то сказал:
— А разносчик Аслак, как всегда, в хорошем настроении!
Среди гостей у Торбьорна сразу же нашлось много друзей, которым он рассказал о своей беде. Они не разрешили ему самому идти за лошадью и поклажей и послали кого-то из работников. Жених, бывший товарищ Торбьорна по школе, пригласил его к столу отведать свадебного пива.
Некоторые из гостей, и в первую очередь, конечно, девушки, хотели потанцевать, другие предпочитали выпить еще немного и послушать рассказы Аслака, раз уж он вернулся.
— Но впредь будь осторожней, а то как бы тебе не попало! — сказали ему.
Торбьорн поинтересовался, где остальные гости, и ему пояснили, что недавно здесь произошла драка и многие сейчас отлеживаются по комнатам, иные сидят в сарае и играют в карты, а некоторые находятся там же, где Кнут Нордхауг. Торбьорн не стал допытываться, где сейчас находится Кнут Нордхауг.
Отец жениха, уже старик, сидел неподалеку, покуривая трубку и потягивая пиво. Он сказал:
— Ну, Аслак, расскажи-ка нам какую-нибудь историю поинтереснее, а мы послушаем!
— Все ли меня хотят слушать? — спросил Аслак, усаживаясь верхом на стуле, который стоял возле стола. Остальные гости тоже расселись вокруг стола.
— Ну конечно все, — сказал жених, наливая Аслаку стакан водки. — Я тоже тебя прошу.
— И многие меня просят? — снова спросил Аслак.
— Думаю, что да, — ответила молодая девушка, сидевшая на скамейке, и пододвинула ему бутылку вина. Это была новобрачная. Ей можно было дать лет двадцать, у нее были светлые волосы, худое тонкое лицо, большие глаза и глубокая складка вокруг рта. — Я очень люблю, когда ты рассказываешь, — прибавила она. При этом жених пристально посмотрел на нее, а отец жениха на сына.
— Да что и говорить, в Нордхауге всегда любили послушать мои истории, — сказал Аслак. — Честь вам и хвала! — крикнул он и залпом осушил стакан, поданный ему шафером невесты.
— Давай рассказывай! — послышались голоса. — Расскажи про цыганку Сигрид!
— Не надо, это очень страшно, — воспротивились другие, особенно женщины.
— Расскажи про битву под Лиром! — попросил барабанщик Свен.
— Давай лучше что-нибудь повеселее! — сказал какой-то долговязый парень.
Он был без пиджака и стоял, прислонившись к стене, а его правая рука словно невзначай пробегала по волосам молодых девушек, сидевших возле него. Девушки громко возмущались, но не выказывали ни малейшей охоты пересесть на другое место.
— Я вам сейчас буду рассказывать то, что сам захочу, — вдруг сказал Аслак.
— Черт побери! — выругался какой-то старик; он лежал на кровати и курил, одна нога у него свешивалась на пол, а другой он изо всех сил пнул красивую куртку, что лежала на спинке кровати.
— Не трогайте мою куртку! — закричал парень, стоящий у стены.
— А вы не трогайте моих дочерей! — ответил ему старик. И девушкам пришлось пересесть на другое место.
— И все-таки я вам расскажу то, что захочу сам! — повторил Аслак. — Водку в глотку лей, будет веселей! — добавил он и громко хлопнул в ладоши.
— Нет уж рассказывай то, что мы хотим, — заявил все тот же старик. — Водка-то наша!
— Ну и что же? — вызывающе спросил Аслак.
— А то, что если мы кормим свинью, то сами ее и заколем, — заявил старик, качая ногой.
