быть, она поможет.
Через некоторое время Форестер рискнул открыть глаза. К своему облегчению, он обнаружил, что видит. Не столь ясно, как обычно, но все же видит. Потрясение от мысли, что он потерял зрение, прошло. Он посмотрел вбок — Родэ хлопотал над Пибоди. Да, вот еще одна вещь, необходимая альпинистам и которой они лишены, — темные очки.
Родэ повернулся, и Форестер вдруг расхохотался.
Прямо через его глаза шла широкая черная полоса и Родэ выглядел, как индеец, вступивший на тропу войны. Он улыбнулся.
— Вы тоже выглядите смешно, Рэй. — И добавил уже серьезным тоном. — Сделайте капюшон из одеяла. Так вы отгородитесь от лишнего блеска.
Форестер снял свой мешок и с сожалением оторвал от него кусок одеяла. Из этого куска получилось три капюшона, но нести мешок Форестеру стало менее удобно. Родэ скомандовал:
— Пошли.
Форестер оглянулся, увидел далеко внизу сараи и прикинул, что они поднялись не больше чем на пятьсот футов. Дернулась веревка на поясе, и он опять пошел вслед за спотыкающимся Пибоди.
К полудню они смогли завернуть за гору и вышли на точку, откуда был виден перевал. Форестер со стоном повалился на колени, не в силах больше идти, а Пибоди просто рухнул как подкошенный. Только Родэ остался стоять на ногах и, сощурив покрасневшие глаза, смотрел в сторону перевала.
— Да, вот таким я его помню, — сказал он. — Здесь мы сделаем привал.
Словно не замечая Пибоди, он подошел к Форестеру и опустился на корточки.
— Все в порядке?
— Я чувствую, словно меня избили. Но отдых, я думаю, поможет восстановить силы.
Родэ снял свой рюкзак, начал вытаскивать еду.
— Сейчас мы подкрепимся.
— Боже, боюсь, что не смогу.
— Ничего, это хорошо пойдет, — сказал Родэ, показывая ему фруктовые консервы. — Это сладкое придаст нам энергии.
Откуда-то из-за хребта подул холодный ветер, и Форестер поплотнее запахнул куртку. Родэ стал копать снег.
— Что вы делаете? — спросил Форестер.
— Надо отгородить примус от ветра, — ответил Родэ, доставая примус из мешка и ставя его в приготовленную лунку. Он зажег его и затем вручил Форестеру пустую консервную банку.
— Наберите снега, мы вскипятим немного воды. Надо выпить чего-нибудь горячего. А я пойду посмотрю, что там с Пибоди.
Из-за низкого давления снег таял медленно, и вода из него получилась лишь тепловатой. Родэ бросил в нее бульонный кубик.
— Пейте.
Форестер, захлебываясь, выпил, затем опять наполнил банку снегом. Следующая порция была для ожившего Пибоди, и Форестер приготовил воду в третий раз.
— Как там перевал? — спросил он у Родэ, открывавшего банку с фруктами.
— Ничего хорошего, — ответил Родэ. — Там ледник, большие трещины. — Он помолчал. — Но я, собственно, об этом знал.
Он протянул банку Форестеру, и тот начал есть. Фрукты оказались отличной едой: пожалуй, с момента крушения самолета он не ел ничего лучшего и вскоре почувствовал прилив сил. Он опять посмотрел вниз. Рудник уже скрылся из глаз, зато теперь далеко-далеко было видно речное ущелье. Мост был где-то в стороне.
Он встал и прошел вперед к краю обрыва, чтобы взглянуть на перевал. Тут его взору предстал ледник — нагромождение ледяных глыб, лабиринт трещин. Он заканчивался тремя тысячами футов ниже в голубых водах горного озера. В этот момент раздался резкий, словно удар громадного кнута, звук, затем словно далекие раскаты грома, и над озером поднялся фонтан белого цвета.
Подошедший сзади Родэ сказал:
— Это лагуна. Такие озера всегда бывают между ледником и мореной. Мы должны идти туда. — Он показал рукой через ледник и наверх.
Над долиной, где находился перевал, вдруг появился столб белого дыма, и спустя секунд десять раздалось грозное ворчание.
— Горы всегда наполнены движением, — сказал Родэ. — Движется лед, движется снег, сходят лавины.
— Сколько нам еще подниматься? — спросил Форестер.
— Около пятисот метров — но сначала мы немного спустимся, чтобы пересечь ледник.
— Да, обойти его, видимо, не удастся, — предположил Форестер.
Родэ показал на озеро.
— Если мы пойдем в обход, мы потеряем слишком много времени, и нам придется провести еще одну ночь в горах. Две ночи здесь убьют нас.
Форестер разглядывал ледник с неудовольствием. То, что он увидел, ему совсем не понравилось, и в первый раз с начала их перехода он почувствовал где-то в низу живота холодный комок страха. До сих пор все, что они делали, было тяжелой работой в непривычных условиях. Но то что им предстояло, было воплощением опасности — опасности попасть под неустойчиво лежащую глыбу льда или провалиться в припорошенную снегом трещину. Даже за то время, что он наблюдал за ледником, картина изменилась — постоянно шли какие-то подвижки, и время от времени оттуда доносился глухой рокот.
— Надо идти, — сказал Родэ.
Они вернулись к своей поклаже. Пибоди сидел, безразлично глядя на свои сложенные на животе руки.
— Пошли, человече, надевайте рюкзак, — сказал ему Форестер.
Пибоди не двигался. Форестер вздохнул и толкнул его ногой в бок — не слишком сильно. Физическое воздействие было единственным, на что Пибоди еще реагировал. Он покорно встал, забросил на спину свой мешок, застегнул лямки. Родэ вновь обвязал его веревкой и тщательно проверил крепления. И они пошли дальше.
Спуск к леднику — около двухсот футов — обернулся для Форестера кошмаром, хотя для Родэ в нем не было ничего особенного. Что касается Пибоди, то он был погружен в себя и об опасности просто не задумывался. Здесь были голые скалы, облизанные ветром, дувшим со стороны перевала, и покрытые тонкой коркой льда. Любое передвижение по ним было опасно. «Это какое-то безумие, — думал Форестер, — здесь же нельзя идти без кошек!» При каждом скольжении сердце его замирало, и он ругался про себя.
Спуск к леднику занял час времени. Последние сорок футов были отвесной стеной, и Родэ показал, что нужно делать. Он вбил в трещины скалы самодельные крючья, пропустил через них веревку и велел, держась за нее, спускаться. Теперь они пошли обратным порядком — Форестер был впереди. Родэ страховал его сверху. Он сделал петлю, в которой можно было как бы сидеть, и посоветовал Форестеру не торопиться.
— Держитесь все время лицом к скале, — сказал он. — Ногами отталкивайтесь от нее и не допускайте вращения…
Форестер был вне себя от радости, когда он вновь почувствовал под ногами землю — альпинизм явно не доставлял ему удовольствия. Ему пришла в голову мысль, что если он доживет до следующего отпуска, то проведет его так далеко от гор, как только возможно, и предпочтительнее где-нибудь в центре Канзаса.
Спустился Пибоди, механически следуя инструкциям Родэ. На его лице не было страха — на нем вообще ничего не было, так же, как и в его мозгу. Страх улетучился из него вместе со всеми человеческими чувствами. Он стал роботом, который подчинялся приказам, правда, лишь в том случае, когда ему давали тумаков.
Последним спустился Родэ. Его никто не страховал, и последние десять футов он почти пролетел, так
