вынул ручку и блокнот. — Так. Если мы идем вдоль берега, а она ищет нас в море, мы спасены на сто процентов, правильно?
— До тех пор, пока она все же не догонит нас.
— Ну, мы смогли бы уйти за пределы ее досягаемости, — возразил Фоллет. — То же самое и в противоположном случае — мы идем в море, она идет вдоль берега Энди, какой шанс у нас на спасение, если она настигнет нас в море?
— Небольшой, — сказал Тоузьер. — Скажем, двадцать пять процентов.
Фоллет записал это в блокнот.
— А если у берега?
— Это немного лучше. Она побоится лишнего шума, и у нас появится хороший шанс выйти из этой переделки, — скажем, семьдесят пять процентов.
Фоллет начал что-то быстро писать, и Уоррен, заглянув через его плечо в блокнот, увидел, что он занялся чем-то вроде выведения математической формулы. Наконец, Фоллет сказал:
— Сделаем вот что. Кладем в шапку четыре кусочка бумаги, — один со знаком. Если мы вытаскиваем его, — идем в море, если нет — будем держаться вдоль берега.
— Вы что, совсем спятили! — закричал Тоузьер. — Разве можно такое серьезное дело предоставлять случаю?
— Совсем спятил, хорошо, — сказал Фоллет. — А сколько я у вас выиграл, когда мы играли в монеты?
— Около тысячи колов — но какое это имеет значение сейчас?
Фоллет выскреб из кармана горстку мелочи и сунул ее Тоузьеру под нос:
— Вот какое. Здесь восемь монет. Три из них выпуска тысяча девятьсот шестидесятого года. Когда мы играли, я вынимал их из кармана наугад. Если попадалась монета тысяча девятьсот шестидесятого года, я говорил: «орел», если другая — «решка». И это было достаточно, чтобы получить мой процент выигрышей, мое преимущество. И вы с этим ни черта не могли поделать.
Он обратился к Уоррену.
— Это из теории игр — математический способ определить шансы в сложных ситуациях, принцип такой: чтобы не сделать того, что вы думаете, что я сделаю, я сделаю наоборот, потому что думаю, что вы знаете, что я сделаю… — в общем какой-то чертов порочный круг. А эта теория дает самый большой шанс — в нашем случае несколько больше восьмидесяти одного процента.
Тоузьер выглядел обескураженным.
— Что вы думаете, Ник, по этому поводу?
— Ну вы же действительно постоянно проигрывали, — сказал Уоррен. — Может, Джонни в чем-то и прав.
— Вот именно, черт возьми, — сказал Фоллет и, наклонившись, поднял с палубы форменную фуражку. Положив в нее четыре монеты, он повернулся к Уоррену.
— Выберите одну, Ник. Если она тысяча девятьсот шестидесятого года, мы идем в море, если нет — будем держаться у берега. — Он протянул фуражку Уоррену, который явно колебался. — Ну, посмотрите, — настойчиво продолжал он, — в данный момент, пока вы не выбрали монету, мы не знаем, куда мы двигаемся. Если мы не знаем, как же может это вычислить Делорм? А монеты дают нам наилучший шанс, что бы она ни предприняла. — Он помолчал. — Еще одно. Мы должны сделать то, что скажут монеты, — никаких вторых попыток.
Уоррен протянул руку, взял из фуражки монету и положил ее на ладонь той стороной, где была дата выпуска. Тоузьер взглянул на нее:
— Тысяча девятьсот шестидесятый год, — сказал он со вздохом. — Значит, в море. Помоги нам, Боже!
Он крутанул штурвал, и нос «Ореста» стал разворачиваться в сторону запада.
4
Тоузьер оставил Уоррена и Фоллета на мостике и спустился в машинное отделение, чтобы проконсультироваться с Паркером. Тот с масленкой в руке разгуливал в опасной близости от движущихся стальных шатунов двигателя. Неподалеку находился и Хеллиер, стоявший у приемника машинного телеграфа.
Тоузьер кивком головы подозвал к себе Паркера.
— Можете на минуту выйти отсюда?
— Вообще-то рук здесь не хватает, но ненадолго можно. В чем дело?
— Ваш приятель Истмэн забаррикадировался в торпедном отсеке в трюме. Нужно его как-то извлечь оттуда.
Паркер нахмурился:
— Это довольно-таки трудно. Я там соорудил на всякий случай водонепроницаемую перегородку; если он за ней, то все — его оттуда не достанешь.
— Что же делать? Он заперся, и мы ни черта не можем сделать с этим проклятым героином.
— Пошли посмотрим, — коротко ответил Паркер.
Там они нашли Меткалфа, который сидел на корточках около узкого стального коридора, в конце которого была видна крепкая стальная дверь, плотно закрытая.
— Он за ней, — сказал Меткалф.
— С одной стороны ее можно попытаться открыть, но он ведь будет стрелять, и вы точно получите пулю в лоб. Здесь он не промахнется. — Тоузьер осмотрел коридор:
— Нет, благодарю. Здесь нет никакого укрытия.
— Дверь, кстати, пуленепробиваемая, — сказал Меткалф. — Я пару раз стрельнул в нее, но нашел, что из-за рикошета это опасно для меня, а не для него.
— Ты пытался с ним говорить?
— Да, но он либо не слышит, либо не хочет слышать.
— Ну что, Паркер?
— Сюда только один путь, — сказал Паркер, — через эту дверь.
— Значит, это помещение неприступно, — заключил Тоузьер.
Меткалф скорчил гримасу.
— Более того, — сказал он, — если он продержится до того, как этот корабль будет захвачен, он выиграет.
— Ты что-то нервничаешь по этому поводу. Делорм еще предстоит нас найти, и взять нас будет не так-то легко.
Меткалф круто повернулся к нему.
— Когда я взялся доставить товар Делорм Фарвазу, я заметил, что несколько вещей она оставила у себя, — к примеру, два тяжелых пулемета.
— А это плохо, — сказал Тоузьер.
— Но не самое худшее, — продолжал Меткалф. — Она пыталась всучить Фарвазу четыре сорокамиллиметровые пушки, но он ни за что не хотел их брать. Они, по его мнению, слишком быстро поглощают боеприпасы. Так что и они остались у нее. Если ей придет в голову установить одну из них на борту яхты, у нее есть для этого достаточно времени; все, что для этого нужно, — сталь и сварочный аппарат. Этого всего навалом на верфи.
— Ты думаешь, она может пойти на это?
— Эта сука не упустит никакой возможности, — с яростью проговорил Меткалф. — Напрасно вы отговорили меня от того, чтобы достать ее в Бейруте.
— И тогда мы потеряли бы героин. А нам обязательно нужно его ликвидировать. Нельзя допустить, чтобы он достался ей в руки.
— Будьте любезны, — Меткалф ткнул большим пальцем в сторону коридора, — откройте эту
