– Только за несколько дней до катастрофы. На эту опасность обратил мое внимание мой друг, Майк Макгилл, который приехал навестить меня.
Гаррисон сверился с документами.
– Я знаю, что доктор Макгилл добровольно согласился выступить в роли свидетеля. Я думаю, что было бы лучше услышать показания от него самого. Вы можете пройти на место, мистер Бэллард, но учтите, Вас могут вызвать опять.
– Да, сэр.
Бэллард вернулся в зал.
Рид сказал:
– Не мог ли доктор Макгилл пройти вперед?
Макгилл пошел к трибуне, неся под мышкой тонкий кожаный портфель. Он уселся, и Рид спросил:
– Вас зовут Майкл Говард Макгилл?
– Да, сэр; именно так.
Гаррисон расслышал заокеанский акцент в голосе Макгилла.
– Вы американец, доктор Макгилл?
– Нет, сэр; я гражданин Канады.
– Понятно. Это весьма благородно с вашей стороны – добровольно остаться и дать показания.
Макгилл улыбнулся.
– К вашим услугам, сэр. Мне надо быть в Крайстчерче в любом случае. Я отправляюсь в Антарктику в следующем месяце. Может быть, вы знаете, что рейсы «Операции Глубокого Замораживания» отправляются отсюда.
Профессор Роландсон привстал.
– Вы отправляетесь в Антарктику и Вас зовут Макгилл! Не тот ли вы доктор Макгилл, написавший статью о давлении и деформации на снеговых склонах, которая была опубликована в последнем номере «Антарктического журнала»?
– Тот самый, сэр.
Роландсон повернулся к Гаррисону.
– Мне кажется, нам очень повезло, что доктор Макгилл среди нас. Я прочел многое из его работ и подтверждаю, что в роли свидетеля-эксперта он будет незаменим.
– Да, разумеется.
Гаррисон повел бровью.
– Но, мне кажется, роль свидетеля-эксперта должна быть оговорена в протоколе.
– Вы сообщите нам что-нибудь о себе, доктор Макгилл?
– С удовольствием.
Макгилл чуть помедлил, приводя мысли в порядок.
– Я получил степень бакалавра физики в Университете Ванкувера, а потом работал два года в канадском Министерстве научных и промышленных изысканий (МНПИ) в Британской Колумбии. Оттуда я отправился в Соединенные Штаты, где получил степень магистра метеорологии в Колумбийском университете и доктора гляциологии в Калифорнийском институте технологии. Что касается практики, то я работал два сезона в Антарктике, год в Гренландии, в Лагере Сенчюри, два года на Аляске и только что завершил теоретические исследования в Швейцарии, которыми занимался год. В настоящее время работаю исследователем в Лаборатории изысканий и инженерии холодных регионов центра геологических наук Армии Соединенных Штатов.
Воцарилась тишина, которую нарушил Гаррисон. Он нервно кашлянул.
– Да, разумеется. Для краткости как бы вы назвали вашу нынешнюю должность?
Макгилл усмехнулся.
– Меня называли снежным человеком.
Легкий смешок пронесся по залу, и губы Роландсона искривились в улыбке.
– Надо сказать, что в мои обязанности входит практическое и теоретическое изучение снега и льда, которое помогает лучше понять движение этих субстанций, в частности, во время обвалов.
– Я согласен с профессором Роландсоном, – сказал Гаррисон. – Нам в самом деле повезло с таким квалифицированным свидетелем, который сможет оценить события до, во время и после катастрофы. Что привело вас в Хукахоронуи, доктор Макгилл?
– Я встретил Йена Бэлларда в Швейцарии, и мы сразу подружились. Он приехал в Новую Зеландию и пригласил меня навестить его. Он знал, что я буду в Новой Зеландии на пути в Антарктику, и предложил прилететь раньше, погостить у него. Он встретил меня в аэропорту Окленда, и мы отправились прямо в Хукахоронуи.
Лайалл держал руку поднятой, и Гаррисон кивнул ему.
– Как долго свидетель был знаком с мистером Бэллардом в Швейцарии?
– Две недели.
