он наливает ей кофе, положив на стол больную левую руку и придерживая пальцами блюдце.
– Вы на удивление быстро приспособились, – с задумчивым видом сказала она, приступив к скромному завтраку из ветчины и яиц. – Если бы моя память восстановилась так же быстро.
Священник с улыбкой взял вилку.
– Наверное, мне повезло. Рассудок – тонкая вещь. К физическим повреждениям легче привыкнуть.
Элен намазала маслом ломтик хлеба, размышляя о странностях своего отношения к нему. Чем больше нежности он проявлял, тем хуже она себя чувствовала.
– Похоже, вас удивляет мое желание взять вас с собой, – начал мистер Димок.
– Да, – ответила Элен, взглянув на него.
Он кивнул.
– Я послал записку адвокату с предупреждением о нашем визите. Мы дождемся подтверждения, что этот человек на месте и готов нас принять.
– Адвокат? – удивленно переспросила Элен. – Какой адвокат?
– Его зовут Фолингсби. Это имя что-нибудь вам говорит?
– И какое отношение он имеет ко мне?
Мистер Димок сочувственно улыбнулся.
– Очень большое, моя дорогая. Видите ли, мы ехали к Фолингсби, когда произошел несчастный случай.
Несчастный случай! Теперь Элен вспомнила его с необычайной ясностью. Она отпрянула… от этого мужчины!… и ухватилась за дверную ручку, дергая ее вниз. Он набросился на нее в тот момент, когда дверца раскрылась, и карета от их перемещения опасно накренилась.
Она видела, как борется с ним в раскачивающемся экипаже, как вырывается из его рук и выпрыгивает в распахнутую дверь в отчаянном стремлении к свободе.
Одиннадцатая глава
Элен почувствовала пристальный взгляд Димока. Выдала ли она свои чувства? Воспоминание было вызвано его словами. Адвокат… он говорил об адвокате, к которому они ехали. Что же произошло… какая-то ссора, возможно… заставившая ее совершить столь безрассудный побег?
– Мистер Димок, я… я помню очень мало. Вам придется объяснить причину нашей поездки, поскольку мне она не известна.
Он понимающе кивнул.
– Трудно догадаться о том, что вы помните и чего не помните. К примеру, знаете ли вы хоть что-нибудь о ваших родителях?
У Элен закружилась голова.
– У меня нет родителей. Ils sont tous morts. – Она ахнула, осознав смысл своих слов. – Это правда? Вся моя семья погибла?
– Что я могу сказать, Мадлен? Лорд Уайтем говорил, что вы не помните, хотя однажды упоминали об этом.
Чарльз знал? И ничего не сказал! Уберегая ее от потрясения.
– Я знаю, – медленно произнесла Элен. – Я помню свой дом во Франции. Но только сейчас поняла, что все мои родственники погибли. Кто сообщил мне об этом? Не вы ли? Нет, не вы.
– Конечно, нет, – подтвердил мистер Димок. – Мы встретились через несколько лет после этих событий.
Какая, в самом деле, разница, кто ей сообщил? Речь шла о другом.
– И причем здесь адвокат?
– Как жаль, что вы не помните Фолингсби. Будем надеяться, что он вас не забыл. В любом случае, у меня имеются все документы, подтверждающие вашу личность. А поскольку вы опять надели обручальное кольцо…
Смутная мысль мелькнула у нее в голове, и Элен невольно погладила золотой ободок на безымянном пальце. Она не нуждается в удостоверениях личности. Если она та, за кого себя выдает, всегда найдется человек, знающий это. Элен нахмурилась, застыв с вилкой в руке.
– О чем вы думаете?
Вопрос застал ее врасплох. Вилка дернулась, и кусочек ветчины упал на тарелку. Одна-единственная мысль затмила все остальное. Ни в коем случае нельзя делиться сомнениями с мистером Димоком!
Элен поднесла к губам чашку кофе, отчаянно пытаясь найти подходящий ответ.
– Я пыталась… вспомнить адвоката, – прошептала она. – Вы говорите, я встречалась с ним, но, видимо, все забыла.
– Не волнуйтесь. Как я сказал, у меня достаточно доказательств.
Элен вернулась к еде. Аппетита у нее не было, но она надеялась отвлечь себя от растущей тревоги. Воспоминания продолжали ускользать, хотя она чувствовала, что стоит на пороге открытия.
Мистер Димок заговорил снова.
– Вы не спросили, почему мы едем к адвокату.
– По-моему, я спрашивала, но вы ушли от ответа, – возразила Элен, не сдержав раздражения.
Димок вскинул брови.
– Не надо гневаться, моя дорогая Мадлен. Я как раз собирался вам рассказать.
Элен чуть не поперхнулась. Она же злится! Разве не то же самое случилось в день происшествия? Она была в такой ярости, что рискнула жизнью, лишь бы сбежать от него! Но почему? Что он ей сделал?
Она взглянула на него в замешательстве.
– Итак?
– Вы почти подтвердили мое первое подозрение.
– Что это значит?
– Но я так не думаю, – продолжил он, не потрудившись объясниться. – Если бы ваша забывчивость оказалась притворной, последствия были бы совершенно иными.
Растерянность сменилась убеждением, что он к чему-то ее подталкивает. Элен подождала, взяв чашку и сделав несколько глотков крепкого кофе.
– Я вас не понимаю.
К мистеру Димоку вернулся прежний участливый вид.
– Дорогая Мадлен, я вынужден говорить загадками. Возможно, вы не понимаете, что для меня это не менее тяжело, чем для вас.
Она не понимала. Может он ждет от нее извинений?
– Я буду рада, если вы просто объясните мне, зачем нужно мое присутствие при разговоре с адвокатом.
– Потому что дело касается только вас, Мадлен, – ответил мистер Димок с улыбкой праведника. – Похоже, после гибели семьи Сен-Вижиан кое-что осталось.
Элен изумленно взглянула на него. Что-то осталось? Он имеет в виду деньги? Значит, этот человек… Фолингсби?… должен быть душеприказчиком. Вот ключ к разгадке, но если бы она могла ухватиться за него!
– Вы это заслужили, моя дорогая, – заметил Димок. – Вы пришли ко мне ни с чем. Не думайте, будто мною движет своекорыстие. Я охотно принял вас бесприданницей.
– Спасибо, – глухим голосом откликнулась Элен. Она чувствовала, что ключ, так долго остававшийся бесполезным, уже начал поворачиваться в замке.
– Я надеюсь лишь на небольшую долю, которая пойдет на обеспечение наших будущих детей, если вы сами не пожелаете распорядиться деньгами.
– Но все, что я получу, непременно станет вашим… ведь вы мой муж.
Димок улыбнулся.
– Вот именно.
Элен взглянула на него. С его лицом происходило что-то странное. Казалось, оно распадается на части, покрывается рябью, и сквозь него проступает совершенно иной образ. Одухотворенные, искренние и открытые черты. Смех, рвущийся наружу. И слова, веселые и полные жизни, произнесенные звенящим голосом, от которого ее сердце пускалось в пляс.