— Благодарю. Мне ничего не нужно от вас, — тихо ответила Шерон. Но сердце ее кричало другое.
Он не настаивал. Немного помолчав, он спросил:
— Почему ты не обратилась ко мне за помощью? Мне рассказали, что «бешеные быки» дали тебе три дня. Ты ведь понимала, что значат их угрозы. Почему же ты не пришла ко мне?
Шерон удивленно посмотрела на него.
— Если бы я даже и искала у кого-то помощи, то только не у вас, — честно призналась она.
Он сжал губы, и у него на лице заходили желваки.
— Не знаю, в кого ты пошла, Шерон, — сказал он. — Ты очень похожа на мать, но, кроме внешности, я не вижу ничего общего. У тебя не сердце, а лед. С самого детства.
— Что ж, — ответила Шерон, вздрагивая от холода и возмущения, — значит, я пошла в отца.
Они миновали шахту, и, если не оглядываться на нее, можно было подумать, что вокруг них раскинулась приятная сельская местность. Шерон вспомнила воскресный полдень, когда она гуляла здесь с Александром и Верити.
— Тебя всегда обижало и сейчас обижает, — сказал он, — что я не женился на твоей матери.
— Нет. По правде говоря, долгие годы я даже не воспринимала это как нечто необычное, — возразила Шерон. — Просто, наверное, я надеялась в детстве, что однажды вы посмотрите на меня с такой же любовью, с какой смотрели на мою мать. Мне кажется, что ребенком я только и делала, что ждала вашего прихода, час за часом, день за днем. Но когда вы приходили, вы не замечали меня, вы видели только ее. Вы тут же уходили с ней наверх, оставляя меня одну внизу. Со временем, как я понимаю, я просто перестала ждать вас.
— Но ты пряталась от меня, — возразил он, — смотрела на меня волчонком. Ты кидала на пол игрушки, которые я приносил тебе, и играла только старыми куклами, которые мастерила тебе мать. Ты была холодна как лед.
— Потому что ваши игрушки были взятками, — сказала Шерон. — Вы приносили их только для того, чтобы я вела себя смирно тот час, что вы проводили с мамой.
— Это были подарки, Шерон, — возразил он. — Ты была моей крошкой.
Шерон вздохнула.
— Зачем вы пришли сегодня? — спросила она. — И зачем приходили в Гленридский замок? Мне ведь не приснилось это?
— Крэйл послал ко мне сообщить, что с тобой случилась беда, — ответил он.
— Правда? — Шерон резко повернулась, чтобы посмотреть ему в глаза. — И вы пришли?
— Да, пришел, — сказал он. — На этот раз я пришел. Меня не было рядом с тобой, когда умер твой муж, Шерон, и когда мой внук родился мертвым. Я не пришел тогда, потому что ты оттолкнула меня, не пускала меня в свою жизнь. Но потом я увидел тебя в замке — помнишь тот день, когда я приехал в гости к Крэйлу с женой и дочерью? Впервые за долгие годы я увидел тебя. Наверное, тогда я понял, что больше не могу оставаться в стороне.
Шерон на мгновение закрыла глаза, глубоко вдохнув холодный осенний воздух.
— Что вы говорили мне там, в замке, когда я спала? — спросила она. — Я не помню, что мне снилось, а что было наяву.
— Так, шептал тебе всякие слова. Я тогда впервые назвал тебя
Шерон чувствовала, как слезы подступают к ее глазам.
— Ну почему, почему вы никогда не сказали мне ласкового слова? — спросила она дрожащим и обиженным голосом. — Разве вы не понимали, что если ребенку не говорить, как его любят, он и будет холодным как лед?
— Что я знал о детях, Шерон? — горько откликнулся Джон Фаулер. — Я просто боялся тебя. Не знал, как подступиться к тебе. Я мог только мечтать, как усажу тебя на колени, и ты положишь голову мне на плечо, и я буду рассказывать тебе сказки и шептать нежные слова. Но ты как будто не хотела и знать меня.
— Ох, — вздохнула Шерон. — Теперь я понимаю, как была права мама, когда говорила, что мы с вами два сапога пара. А мне казалось, что этого не может быть.
— А ты помнишь, как ты назвала меня тогда, в замке? — осторожно спросил сэр Фаулер.
— Да, — еле слышно ответила она. — Наверное, это глупо звучало из уст двадцатипятилетней женщины?
— Ты заставила меня тогда заплакать, — сказал он.
— Плачущий сэр Джон Фаулер, — медленно проговорила Шерон. — Здесь есть какое-то противоречие. Я только один раз видела вас плачущим — когда умерла мама. Александр, то есть граф, дал мне двойную дозу снотворного. Оно очень сильно подействовало на меня. Я назвала вас
— Да, моя крошка, — отозвался он.
— Ох, не говорите так! — Она быстро отвернулась от него. — Вы не представляете, как мне сейчас не хватает любви и нежности. Конечно, бабушка и дедушка любят меня, и Эмрис, и родственники Гуина. Но я так слаба сейчас. Мне нужно гораздо больше. Мне нужна…
— Любовь отца? — договорил он за нее. — Ты ведь это хотела сказать, Шерон?
— О-о! — Она остановилась и закрыла ладонями лицо. — Вы знаете, за что меня избили плетьми? Знаете, что Оуэн был среди «бешеных быков», среди тех, кто бил меня? Вы знаете, что Алекс… что Александр дрался с ним в горах на глазах у всех мужчин Кембрана? Вы знаете, что я люблю Александра и бросила работу в замке только потому, что не хочу быть его любовницей, как мама была вашей? Вы знаете, что мое сердце разрывается на части? Знаете, как вы нужны мне сейчас?
Она не могла вспомнить, было ли когда-нибудь такое, но он обнял ее. Его руки и его запах были незнакомы ей. Прежде она даже не замечала, что они почти одинакового роста. Ей было очень спокойно и хорошо в его объятиях. Она положила голову ему на плечо. На плечо сэра Джона Фаулера. И крепко зажмурилась.
— Папа, — прошептала она.
— Шерон. — Он покачал ее из стороны в сторону. — Крошка моя.
Он взял ее руку в свою, и они пошли дальше. У него была широкая прямоугольная ладонь. Ладонь старшего. Ладонь отца.
— И все же что я могу сделать для тебя? — спросил он позже. — Может, домик где-нибудь в тихом месте, Шерон? Тогда я смог бы почаще навещать тебя и наконец стал бы твоим отцом, быть которым у меня так долго не получалось. Или подыскать тебе работу? Или побеспокоиться о замужестве?
Ей не хотелось покидать Кембран. В ее мечтах Кембран всегда был для нее домом. Она мечтала о том, что будет жить здесь, когда училась в Англии, она, не задумываясь, приехала сюда, когда умерла ее мать, и приехала бы сюда, даже если бы никогда не жила здесь и не имела бы здесь родных. Но сейчас детские мечты утеряли прежнюю привлекательность. В Кембране живет Оуэн. В Кембране живут люди, которые сочли и, может быть, до сих пор считают ее предательницей. В Кембране живет Александр, и он сказал, что никуда не уедет отсюда.
— Может быть, учительскую работу? — сказала Шерон. — Мне нравится учить детей, и мне кажется, что у меня это неплохо получается. Где-нибудь подальше от этой долины. Но в Уэльсе. Моя душа не выдержит, если мне придется уехать из Уэльса. Может быть, в Кардиффе? Или даже в Суонси? Ты сможешь подыскать для меня такую работу?
Он сжал ее руку.
— Я обязательно найду, — сказал он. — Ты будешь счастлива, Шерон. Я сделаю все, чтобы ты была счастлива, моя крошка.
Шерон неожиданно весело рассмеялась.
— Но мы с тобой почти одного роста, — сказала она. Он тоже рассмеялся. Шерон не помнила, слышала ли она прежде его смех.
— Все равно я смотрю на тебя глазами отца, — ответил он. — Даже если бы ты была на две головы выше меня, Шерон, ты все равно осталась бы для меня крошкой.
Остаток пути они прошли молча. Глядя на шагавшего рядом и державшего ее за руку мужчину, своего отца, она чувствовала покой и умиротворение в своем израненном и кровоточащем сердце, словно кто-то
