себе Аннабель, когда он жестом предложил матери покинуть комнату, без единого слова вышел следом за нею и закрыл за собой дверь. Она разработала план, привела его в действие, и… ну, вот, пожалуйста. Вместо маркиза Уингфорда она должна выйти за Реджинальда Мэйсона, если ее отец настоит на своем.
Из огня да в полымя.
Она опустилась на скамеечку, оказавшуюся рядом, и прижалась лбом к коленям. Или Реджинальд Мэйсон вместо маркиза Уингсфорта, или ее отец будет совершенно разорен.
Милостивый боже, какой-то час тому назад в их дом мог зайти кто угодно. Это мог быть даже маркиз, пришедший, чтобы простить ее и все же сделать предложение. Но приехал мистер Мэйсон. Купить ее для своего сына.
Глава 2.
Правила были строгими.
Малышка никогда не сомневалась, что ее любят, несмотря на то, что родители часто бывали далеко – на сезоне в Лондоне, или в гостях у своих многочисленных друзей в каком- нибудь загородном поместье. Она знала, что они все равно ее любят, как любит ее и старенькая няня, которая в далеком туманном прошлом была няней mama. Она была счастливым и оберегаемым ребенком.
Разумеется, правила были установлены для ее же блага и должны были уберечь от всяческих бед. Так, например, она никогда не должна была одна отходить от дома далее огородов позади него и партерного сада [5] перед ним. Это правило ей не особенно докучало, ведь она могла занять себя: нюхать цветы, разговаривать с садовниками, бегать вприпрыжку по усыпанным гравием дорожкам сада или воображать, что она в лабиринте и безнадежно заблудилась и что ее преследует лев или медведь.
И все же, это было несколько скучноватое правило, ведь она была любознательным ребенком, к тому же одаренным богатым воображением. Она часто стояла среди цветов или на дорожке, посыпанной гравием, и спрашивала себя, что же находится за ее маленьким мирком кроме дороги, что ведет в деревню. Она действительно не знала ответа, так как mama не любила бывать на свежем воздухе, во всяком случае, она этого не делала, а у нянюшки были слишком старые и слабые ноги, чтобы долго гулять, исследуя окрестности.
У няни также была стариковская привычка засыпать среди бела дня и спать крепко и долго. Однажды малышка вычислила продолжительность ее сна, наблюдая за большой стрелкой часов в детской. Та полностью обошла вокруг циферблата и снова была на полпути, прежде чем няня, всхрапнув и вздрогнув, проснулась и заметила, что она, должно быть, на минутку задремала.
Когда ей исполнилось пять, малышка стала пользоваться этими часами нянюшкиного сна для восхитительного непослушания. Она принялась исследовать земли вокруг дома. Это не такое уж большое непослушание, говорила она себе, ведь она никогда не выходит за пределы парка. Но эти похищенные часы всегда были такими волшебными! Было что-то очень соблазнительное в том, чтобы нарушать правила и наслаждаться духом свободы и приключений.
Однажды днем, проводя время таким образом, она обнаружила собрата по непослушанию. По крайней мере, она предположила, что он был таковым, ведь все дети, конечно же, подчинялись жестким правилам, а рядом с ним не было видно ни родителей, ни няни.
Она подходила к реке, которая очерчивала восточную границу парка – ее самое любимое место, потому что там она могла лежать на животе на берегу, наблюдая как в воде снуют рыбки, – когда услышала очень громкий всплеск и помчалась вперед, надеясь хоть мельком увидеть гигантскую рыбу, выпрыгнувшую из воды.
Но это оказалась вовсе не рыба, а мальчик. И когда она прибежала к месту событий, он уже выбрался из воды. На нем были только панталоны. Он был бледным и тощим. Его голову и лоб облепила масса темных волос, а глаза казались черными, хотя, наверное, они были просто темно- коричневыми.
Она узнала его. Это был мальчик, на которого ей в церкви запретили даже смотреть. Потому, что он вульгарный. Но сейчас-то они не в церкви?
– О, Боже, – воскликнула она, подбежав и резко остановившись в нескольких футах от берега и от него. – Вы свалились в воду?
В первый момент она подумала, что он испугался звука ее голоса, но затем его глаза нашли ее и бесцеремонно оглядели. Он презрительно усмехнулся:
– Я нырял.
И действительно, когда она посмотрела вокруг, то увидела небрежную кучку одежды у корней старого дерева, несколько толстых ветвей которого заманчиво простирались над водой.
– О, какой вы молодец! А ваш papa знает, что вы находитесь в парке моего papa?
– Это вовсе не ваш парк, – грубо и каким-то незнакомым говором ответил он. Вероятно, это и было то, что ее отец называл
Это заявление заставило ее немного смутиться, потому что, если это так, то она, действительно, очень непослушная. Но она знала, что это неправда. Границей была река.
– Мой papa находится на этой стороне реки, – заявила она. – А ваш papa на той стороне.
– И это все, что ты знаешь? – он уперся руками в несуществующие бедра. – Река принадлежит моему отцу, а эти ветки находятся над рекой.
Этот аргумент почти убедил ее, пока она не вспомнила, что ветви не существуют независимо от деревьев.
– Но дерево-то находится на этой стороне, – указала она. – И вы тоже.
Бесспорно, он стоял на берегу, в их парке.
Он фыркнул.
– Ну и что ты теперь собираешься делать? Побежишь ябедничать своему papa?
– Мой papa в Лондоне. Но я и так ничего бы ему не сказала. А вы будете снова нырять? Или вы прыгнули в первый раз и испугались?
Он снова фыркнул.
– Вовсе и не в первый, и даже не в двадцать первый. И я ничего не боюсь.
Он повернулся, и, перебирая босыми ногами как невероятно ловкая обезьянка, взобрался на ствол дерева, сделал несколько шагов по ветке, раскинул руки в стороны, хотя все еще опасно пошатывался, а затем прыгнул, обхватив руками колени во время прыжка.
Снова последовал оглушительный всплеск. Одна холодная капля упала на руку маленькой девочки, хотя она стояла достаточно далеко, чтобы намокнуть.
К счастью.
– Это было просто великолепно, – восхитилась она после того, как он потряс головой, словно мокрый пес, а затем, подтянувшись на тощих руках, снова выбрался на берег.
– Спорим, ты так не можешь, – насмешливо бросил он.
– Спорю, что могу, – парировала она. – Но если я это сделаю, то намочу волосы, и моя няня захочет узнать, что случилось. И тогда она узнает, что днем, когда она спит, я ухожу гулять, и мне никогда больше не удастся это сделать.
