– Джун? – тихо и нежно прошептал он ей на ухо. – Я не хочу умирать. Я хочу жить.
Она услышала, как он сглотнул.
– Я хочу, чтобы ты жила.
Она не совсем понимала, что он имел в виду. Возможно, он тоже очнулся ото сна и эти слова были просто отголосками сновидений. А возможно, он вспомнил вчерашний день. И все же она почувствовала более глубокое значение того, что он только что произнес. Она осознала, хотя до конца не понимала этого даже теперь, что эти слова выражали сущность его личности с тех пор, как он вернулся с войны. Он хотел жить. Тот первый чудовищный месяц их брака показал его отчаянное стремление найти опору в жизни – и обнаружил ее замешательство и испуг, ее стремление сбежать от всего этого.
Что она сделала с ним в своей наивности? Что он сделал с ней из-за своей боли? Что они сделали друг с другом?
И тут она совершила то, что рассудок не велел ей делать. Она повернулась в его руках и легла к нему лицом. В памяти всплыли ощущения, связанные с этим телом, крепким и воистину мужским, хотя прежде она знала только его тяжесть на себе, когда он пользовался правом супруга. И пахло от него точно так же, как и тогда – мылом, выделанной кожей, потом, мужчиной. Запахами, которые всегда вызвали в ней почти панический ужас.
Теперь же к нему было так приятно прикасаться и пах он просто замечательно.
– Они спасли нас, Эллиот, – прошептала она. – Наверное, есть причина, почему это должно было случиться, не так ли? Мы будем жить.
Она чувствовала, что ее слова значили больше того, что она произнесла вслух.
– Эллиот, – снова прошептала она. – Но как они узнали, что мы там были? И почему они поют?
Не ответив на ее первый вопрос, он притянул ее голову к себе, поудобнее устроил на своем плече и прижался щекой к ее макушке.
– Они поют колыбельную для нас, – тихо сказал он.
Колыбельная пелась для младенца Иисуса. Или для Джоса. И все же, его слова не показались нелепыми. Ничего из случившегося не казалось нелепым.
Она умиротворенно вздохнула и опять скользнула в сон.
Примечание:
(1) – Люли, люла, ты малютка моя… – начало Coventry Carol, Рождественского гимна, датируемого 16-м столетием.
Гимн обращается к Резне Невинных, когда царь Ирод приказал, чтобы все младенцы мужского пола в Вифлееме моложе двух лет были убиты. Этот гимн представляет собой плач матери по ее обреченному ребенку.
Coventry Carol
Lullay, thou little tiny child, lullay
By, by, lully, lullay
Lullay, thou little tiny child, lullay
By, by, lully, lullay
Oh sisters too, how may we do
For to preserve this day
This poor youngling, for whom we sing
By, by, lully, lullay
Herod the king, in his raging
Charged he hath this day
His men of might, in his own sight
All children young to slay
The woe is me, poor child for thee
And ever mourn and pray
Lullay, thou little tiny child, lullay
by, by, lully, lullay
И, что называется, 'это интересно':
Часть 7
Когда они проснулись, снегопад уже закончился. Но сильный снег, должно быть, шел всю ночь. Солнце наконец прорвалось сквозь тонкую пелену облаков, и бескрайнее белоснежное море заискрилось под его лучами. Ветви деревьев провисли под шапками снега. Его фаэтон, который пришлось оставить снаружи, поскольку сарай был занят лошадьми, превратился в холм снега, похожий на безголовую снежную бабу.
Не оставалось никаких сомнений в том, что сегодня нечего и думать о том, чтобы куда-то ехать. Несмотря на яркое солнце, воздух был морозным и свежим. Не было никакой надежды на то, что снег вскоре растает.
Он стоял у распахнутой входной двери, собираясь выйти, чтобы накормить и напоить лошадей, и ожидая, пока Джос намотает на шею длинный полосатый шарф и нахлобучит на голову вчерашнюю огромную кепку. Джун, спрятав под необъятный белый передник простое, но все же модное шерстяное платье, бывшее на ней и вчера, помогала миссис Паркс накрывать стол к завтраку.