Юрнвич. Молодые друзья. А это, судя по всему, полковник Хазеренс. Рад с вами познакомиться, уважаемая.
Дьюлбе, лысый, почти шарообразный мажордом Совместного комплекса на Третьей Ярости, приветствовал их в транзитном зале; военный транспортник уже отстыковался и направился назад к «Пиралису». Двое самых молодых наблюдателей, которые прежде никогда не сталкивались с такими ярко выраженными шарообразными формами, как у Дьюлбе, смотрели на мажордома во все глаза. Как правило, именно в такие минуты на ум приходили параллели между формой Третьей Ярости и мажордома Совместного комплекса. К счастью, сейчас такие мысли если и возникли, то остались неозвученными.
Работники терминала занялись поддонами с багажом. Хазеренс отослала прочь слуг, которые пытались помочь ей маневрировать в довольно ограниченном пространстве — куполообразный зал, как и остальная часть подземных (большей частью) сооружений, после убытия предыдущего вида, имевшего статус наблюдателей, был перестроен исходя из человеческих пропорций, без пространственных уступок для других намного более крупных видов. Полковник Хазеренс была счастлива перелетать с места на место там, где могла делать это, слава богу, без посторонней помощи, используя дифферентные винты, расположенные снаружи ее дискообразного э-костюма.
— Ага! — громогласно заявил Браам Гансерел, шествуя по полу широкой плавающей походкой, лениво отталкиваясь от потолка небрежными тычками одной из своих палок, как странно-грациозный, чтобы не сказать перевернутый вверх тормашками, прыгун с шестом. — Так-то лучше! Гравитацию начинаешь ценить по-настоящему, когда ее мало, верно, Дьюлбе?
Мажордом широко улыбнулся, хотя Фассин и знал, что тот уже десятки раз слышал от старика эту мудрость. Для свиты молодых наблюдателей это явно было в новинку, и они демонстративно расхохотались, ну просто до боли в боках, — как тут удержишься?
Три двойных диска парили над колоссальным извилистым каньоном в огромном ломте глубоко рассеченной тучи, похожей на выпуклый вал кроваво-красного снега высотой в сотню километров. Гораздо выше небо, состоящее из бегущих желтоватых потоков, на мгновения чередовалось с другим, светло- вишневым цветом, испещренным колючками звезд. Иногда по нему проплывала одинокая луна, будто мягкий коричневатый снежок. Строй летательных аппаратов заложил вираж, направляясь к кроваво-красному валу тумана, и исчез в нем.
Его ощущения изменились. Он почувствовал, как легко, без усилий, начинает воспринимать магнитное и гравитационное поля, радиоволны, потоки радиации, создававшие сложную картину среды, в которой он находился, — тысячи километров в диаметре и сотни в глубину, и он существовал среди всех этих силовых линий, наложенных на все еще доступное широкосветовое изображение и студенистую звуковую подкладку.
По-прежнему следуя за Паггсом, возглавлявшим тройку, они нырнули к огромному термоклину, появившемуся в поле их зрения километрах в десяти внизу.
Они погрузились в широкий вихрь относительной прозрачности, а потом в шквал воды со снегом. Затем нырнули еще глубже, пройдя полосу давления и температуры, где капли водяного дождя выбивали тяжелую дробь по поверхности их крутящихся двойных дисков, потом опустились еще и еще ниже — даже в широкосветовую темноту, к теплой водородной шуге, в которой диски двигались, как гигантские двухконусные раскидайчики, подпрыгивая, испуская пар, перемигиваясь мазерами.
«Ну, что скажешь, молодой Таак? Хорошо дома?»
«Необыкновенное ощущение, — согласился Фассин. — Значит, до базы… — он сверился с приборами внутренней навигации, — два экваториальных спутника и одна полоса вверх?»
«Да ладно, Фасс…» — начал Паггс.
«Значит, если я сделаю так…» — послал Фассин и направил свой двойной диск к диску Паггса. Паггс предчувствовал дальнейшее и заранее начал уходить назад и вверх. Машина Фассина словно рванулась к дистанционному судну другого наблюдателя, потом подалась назад и остановилась, чуть не долетев туда, где только что был диск Паггса. «…То тебе едва хватит времени, чтобы избежать столкновения», — рассудительно указал Фассин.
«Смотритель Таак…» — начал Браам Гансерел.
«Тогда как, сделай я что-либо подобное на другой стороне планеты, — продолжал Фассин, — на дальнем окончании всей цепочки спутников, с расстояния чуть ли не световой секунды и даже без всяких задержек на обработку сигнала, мы бы теперь оба слушали сообщения наших дистанционных аппаратов — в лучшем случае о том, что гарантийный ремонт после подобных действий не предусмотрен».
«Фассин, — вздыхая, отправил Гансерел. — Я полагаю, все мы знаем, что такое скорость света и диаметр планеты. И потом, эти дистанционные аппараты все же не совсем тупые, имеют кой-какую защиту. У них чрезвычайно сложная система, позволяющая избегать столкновений. Одно из устройств, на которое пришлось получать разрешение у твоих друзей из Шерифства, почти что… умное».
«Но если насельник ради смеха наведет на вас лазер? — спросил Фассин. — Просто чтобы посмотреть на вашу реакцию? Какая тогда польза от всех этих сложных систем?»
«Может быть, — добродушно предположил Гансерел, — не следует связываться с теми аборигенами, которые склонны действовать таким вот образом».
«Вот только именно они более всего склонны делиться интересной информацией, старик, а не засохшие, безобидные, но и бестолковые недоумки, которым ты только льстишь без всякой пользы», — подумал Фассин. Он пребывал в почти полной уверенности, что это осталось только мыслью. Теоретически в виртуальной реальности ты мог сказать что-то такое, что хотел только подумать, и люди всегда испытывали беспокойство на этот счет, но Фассин не настолько уж забыл дистанционную методику, чтобы его это и в самом деле волновало. Правда, Брааму Гансерелу пошло бы на пользу время от времени выслушивать не произносимые из вежливости мысли.
«Вполне может быть, главный наблюдатель», — вот все, что сказал Фассин.
«Гмм. Ну что, выходим?»
Они вернулись в реальность дистанционной базы в глубине Совместного комплекса на Третьей Ярости, моргая на свету, пока техники помогали им отстегнуться от кресел. Потом они скинули с себя полусферы ядерно-магнитных резонаторов, стащили наушники и простые черные бархатные шоры, принялись потягиваться и разминаться, словно экспедиция длилась бог знает сколько, а не какой-нибудь час при соотношении времени один к одному.
Паггс вытаскивал пальцы из двух последних мягких наконечников, соединявших его с тонкими пневмотрубками, которые не только фиксировали его движения, но и не давали упасть с сиденья, если он совершит какой-нибудь особенно резкий кульбит.
Гансерел лежал с закрытыми глазами и глубоко дышал, пока техники отсоединяли его от установки.
Паггс оглянулся.
— Ну, мы тебя хоть чуть-чуть убедили, Фасс?
— Вы меня убедили в том, что дистанционный метод сегодня гораздо проще, чем в прежние дни, — Фассин поднялся с сиденья, оттолкнувшись одним мизинцем, и мягко поплыл по направлению к полу. — Я мог поверить вам и на слово.
— Итак, ты получил только один из трех интересовавших тебя томов, молодой Таак, — сказал Гансерел.
Фассин проводил весьма конфиденциальное совещание на техническом складе вблизи ангара вспомогательных кораблей. Гансерел предлагал собраться в его покоях, но втиснуть туда полковника не было никакой возможности. Присутствовали Фассин, Гансерел, Паггс и полковник Хазеренс. Фассин хотел, чтобы они узнали столько, сколько знает он, — или хотя бы столько, сколько, по его мнению, им следовало знать, — о его находке во время той давней экспедиции и о предмете их поисков в ходе экспедиции, которую предполагалось начать на следующий день.
— Да, — сказал он, — я обменял несколько копий высокого разрешения с картин земных европейских экспрессионистов двадцатого века на — среди многого другого — то, что в каталогах у них числилось трехъязычным текстом эпической поэмы эпохи перед Третьим хаосом, под названием «Лутанклейдар» — это
