знаешь, кто это, но… еще сам не знаешь, что знаешь.
Я смотрю на него. Макданн совсем запудрил мне мозги. Черт возьми!
— Вы хотите сказать, что это кто-то из моих знакомых?
Макданн, чуть улыбаясь, машет ладонью. Другой рукой он снова и снова постукивает пачкой сигарет по столу, предпочитая помалкивать, поэтому говорю я.
— Не уверен, что я его знаю, но уж он-то меня точно знает — визитка с моими каракулями тому доказательство. А может, это как-то связано с теми ребятами из…
— Озерного края. — Макданн вздыхает. — Да-да… — Инспектор считает чистой паранойей мою теорию, согласно которой меня хотят подставить секретные службы. — Нет, — качает он головой. — Я думаю, ты его знаешь, Камерон; думаю, ты его хорошо знаешь. Понимаешь, я думаю, ты знаешь его так же хорошо… ну, почти так же хорошо, как он знает тебя. Думаю, ты мне можешь его назвать, я правда так думаю. Тебе надо только хорошенько пораскинуть мозгами. — Он улыбается. — Больше я тебя ни о чем не прошу. Просто пораскинуть мозгами.
— Просто пораскинуть мозгами, — повторяю я и киваю инспектору; он кивает мне. — Просто подумать, — говорю я.
Макданн кивает.
Лето в Стратспелде; первый по-настоящему теплый денек в том году, воздух теплый и наполнен кокосовым запахом утесника, покрывшего горы сочно-желтыми заплатами, и пряной сладостью сосновой смолы, стекающей густыми прозрачными каплями по грубым стволам. Жужжали насекомые, бабочки наполняли прогаггины бесшумными вспышками цвета; в полях ныряли и резко взмывали вверх коростели, их странный зов дробью звучал в напитанном ароматами воздухе.
Мы с Энди пошли вдоль берега реки и озера, забираясь на скалы выше по течению, затем направились обратно, наблюдая, как рыба лениво выпрыгивает над ровной гладью озера или, щелкая челюстями и оставляя рябь на воде, хватает насекомых, усеявших спокойную поверхность. Время от времени мы забирались на деревья в поисках гнезд, но так ни одного и не нашли.
Мы сняли обувь и носки и бродили в зарослях тростника, окружавших скрытый заливчик с изрезанными берегами, где поток, вытекающий из декоративного пруда около дома, устремлялся к озеру в сотне метров вверх по берегу от старого лодочного сарая. Нам в то время уже разрешали брать лодку, если только на нас были спасательные жилеты, и мы подумывали, что, может, так и сделаем — позднее: порыбачим или просто дурака поваляем.
Мы забрались на невысокую горушку к северо-западу от озера и улеглись в высокой траве под соснами и березами лицом к заросшему лесом холму по ту сторону лощины, где старый железнодорожный тоннель. А еще дальше, за другим лесистым кряжем, невидимая и слышимая лишь изредка (когда оттуда дует ветер), проходила главная дорога на север. А еще дальше самые южные отроги Грампианских гор — их зеленые и золотисто-коричневые вершины поднимались к голубым небесам.
В тот же день вечером мы все собирались в Питлохри, в театр. Меня эта перспектива не очень радовала (я бы предпочел посмотреть кино), но Энди сказал, что театр — что надо, и я за ним.
Энди было четырнадцать, а мне только что исполнилось тринадцать, и я гордился своим новым статусом тинейджера[79] (и, как обычно, тем фактом, что в следующие пару месяцев я буду всего лишь на один год младше Энди). Мы лежали в траве, глядя на небо и на трепещущие листочки серебристых берез, посасывали стебельки тростника и разговаривали о девчонках.
Мы ходили в разные школы; Энди учился в мужском интернате в Эдинбурге и приезжал домой только на выходные. Я — в местной средней школе. Я спросил мать с отцом, нельзя ли и мне поступить в интернат — в тот эдинбургский, где учился Энди, — но они сказали, что мне там не понравится и, кроме того, это будет стоить уйму денег. А еще там нет девчонок, разве это меня не волнует? Это меня немного смутило.
Замечание о деньгах привело меня в замешательство; я привык считать, что мы люди состоятельные. У отца была автомастерская и маленькая заправочная станция на главной дороге через деревню Стратспелд, а у матери — крошечный магазин сувениров с кофейней; отец забеспокоился, когда после Шестидневной войны[80] ввели ограничение скорости до пятидесяти миль в час и даже талоны на бензин, но это продержалось недолго, и, хотя в наши дни цена на бензин и поднялась, люди не отказались от езды на машинах.
Я знал, что наше расположившееся на краю деревни модерновое бунгало с видом на Карс не идет ни в какое сравнение с домом родителей Энди — настоящим замком, на их собственной земле с прудами, ручьями, статуями, озерами, горами, лесом и даже заброшенной железнодорожной веткой в одном из уголков поместья; чего стоит один только их огромный фруктовый сад по сравнению с нашим единственным акром земли с кустами да травкой. Но я и не думал, что денежный вопрос у нас стоит так остро; конечно, я привык получать почти все, что мне хотелось, и думал, что так оно и должно быть, — типичный образ мышления ребенка, если он растет у любящих родителей.
Мне никогда не приходило в голову, что другие дети не так избалованы, как вообще-то был избалован я, и прошли годы (мой отец к тому времени уже умер), прежде чем я понял, что затраты на учебу в интернате были всего лишь предлогом, а простая и сентиментальная правда состояла в том, что они не хотели со мной расставаться.
— А вот и не видел.
— Спорим, что видел.
— Врешь.
— А вот и нет.
— У кого?
— Не твое дело.
— Ты все выдумываешь, врунишка, ничего-то ты не видел.
— У Джин Макдури.
— Что? Врешь.
— Мы были на старой станции. Она видела у своего брата и хотела узнать, все ли они одинаковы, и попросила меня показать, и я ей показал, но мы договорились, что и она мне за это покажет.
— Ну ты и шельма. А потрогать она тебе разрешила?
— Потрогать?! — удивленно переспросил я. — Нет!
— А! То-то!
— А что?
— Это надо трогать.
— А вот и не обязательно — если хочешь только посмотреть.
— А вот и обязательно.
— Ерунда!
— Ну и ладно; ну и на что это было похоже? Волосатое?
— Волосатое? Мм. Нет.
— Нет? А когда это было?
— Не так давно. Может, прошлым летом. А может, и раньше. Не так давно. Я ничего не выдумываю, честно.
— Ну-ну.
Я был рад, что мы разговариваем о девчонках, так как чувствовал, что в этом предмете два лишних года Энди в счет не идут; тут я был с ним одного возраста, а может, даже и знал побольше его, потому что общался с девчонками каждый день, а он, если кого и знал, так только свою сестру Клер. В тот день она поехала в Перт за покупками вместе со своей матерью.
— А ты у Клер когда-нибудь видел?
— Не говори гадостей.
— Какие ж гадости? Она ведь твоя сестра!
— Вот именно.
