Через четверть часа я достиг изгороди Белого Дома и остановился, глядя через решетку на южные лужайки.
Белый дом, словно призрак, маячил в полумраке ночи. Внешние потоки света порождали неверные, расточительные тени, и казалось, что весь мир скорбит о тяготах военного времени. Только внуки Уди Мецгера смогут расплатиться за дефицит бюджета, порожденный войной со
Но существовал ли выбор у человечества? Многие люди думали именно так. Маргарет Айрон, первая афроамериканка, не говоря уже о том, что она была женщиной, вошла в Белый Дом как президент. Она не смогла согласиться с этими людьми. Пока я воевал вдали от Земли, выигрывал войну, несмотря на собственную некомпетентность, Айронс попросили. Я так никогда и не смог проголосовать за нее.
Я повыше поднял воротник, отвернулся от изгороди и пошел дальше, во тьму хитросплетения теней.
Пешком прошествовал я мимом покрытого рябью Озера Отражений. Лед сошел, так как был июль. Люди оставались в закрытых помещениях, как привыкли в течение войны. Пыль, поднятая во время удара, полностью затмила как лунный, так и звездный свет, к тому же по вечерам, даже в июле, стоял холод, промораживающий до костей.
Я прошел к мемориалу ветеранам Второй Мировой войны, потом к мемориалу ветеранам Корейской войны и, наконец, к мемориалу ветеранам Вьетнама – грустные напоминания об исторических ошибках прошлого.
Когда-нибудь, как я подозревал, и ветеранам Войны со
Что мир запомнил о войне, во время которой погибли шестьдесят миллионов гражданских? Эта война настолько подрубила мировую экономику, что через три года, после того как она закончилась, даже в Вашингтоне не могли зажечь ночных огней.
Не удивительно, что дома нас встречали без особой радости.
У бордюра притормозила машина. Стекло у пассажирского сидения опустилось.
– Не хочешь согреться, солдатик?
Брюнетка в деловом костюме высунулась из машины.
Я едва не выпрыгнул из штанов. Глазеющие на тебя женщины, это одно. Фактически интересующиеся тобой – совершенно другое. Моя любимая погибла три года назад. Мы были вместе так недолго. Всего 616 дней прошло между тем мгновением, когда я впервые заговорил с ней, и тем – когда я положил последний камень на ее могилу. Мои родители были женаты восемь лет, когда мама потеряла папу. Задумывалась ли моя мама об этом?
Моя голова медленно опустилась.
– Я польщен. Вы очень привлекательны, но…
Ее голова тоже медленно поникла.
– Я не охочусь на вас. Я замужем. Узнала вас, когда вы попали в свет фар моей машины. Сейчас очень холодно. К тому же мне кажется, что вам хочется с кем-нибудь поговорить.
Вот это точно.
Резкий порыв ветра ударил мне в лицо, и я не раздумывая нырнул в машину.
– Лиин Дэй, – представилась она, и мы пожали друг другу руки.
– Что вы делали на приеме?
Она пожала плечами.
– Я пишу. Технически считаюсь внештатной журналисткой. Я думала, не написать ли статью о «
– И?
Она рассмеялась.
– Статья-то, я уверена, получиться. Вот только кто ее купит. Технология слишком устарела.
– Но ведь служба обслуживания Национального парка до сих пор делает чизбургеры.
В ответ на это мы оба рассмеялись.
Мы сидели и говорили. Маленькая машина стояла у обочины, а вокруг свистел ветер.
Она и ее муж приехали в Вашингтон из Миннеаполиса[56]. Литературные негры могли позволить себе жить припеваючи. Большинство бюрократов и двух слов связать не может.
Какое-то время Дэй внимательно разглядывала меня.
– Рассказы о путешествие возбуждают. Люди вас любят. Почему же вы всегда такой мрачный?
Я пожал плечами.
– Я говорю миру, что
– А что, разве это не так?