Изнанка

Так что ты скоро займешь мое место, заменив своего отца, как в свое время я заменил своего. Рад сообщить тебе, что оставляю тебе кладбище в лучшем виде, чем я получил от отца, и спешу сообщить главное, для чего я из последних сил и пишу это письмо.

Когда кровопускание перестало помогать – а другие средства на меня никогда не действовали, – я решился совершить самый важный поступок в жизни. От своих лекарей я узнал, что знаменитый наш композитор Амадеус неизлечимо болен почечным катаром и водянкой. При тех болезнях ему смертельно опасно пить французское пузыристое вино, которое для почек тяжело, не то что наше, австрийское. Однако и сам Моцарт, и его собутыльник Сальери эту новомодную гадость употребляют в огромных пропорциях, как им только позволяют средства. Я решился на крайность! Придя лично в дом музыканта, я заказал ему реквием. Он, смеясь, назвал меня Черным человеком, хотя я был по обычаю одет в траурный мундир, приличный нашей работе, и черный плащ, как требует наш кладбищенский регламент. Дорогой мой сын, забери у вдовы ноты реквиема, ибо он по праву является гимном нашего кладбища. За него заплачены огромные деньги! В моих бумагах ты найдешь соответствующую расписку.

Еще я хотел бы заказать хороший похоронный марш – нынешние никуда не годятся. Будет время, закажи такой марш какому-нибудь славянскому или венгерскому музыканту, их души не так нежны, как наши австрийские, и острее ощущают природу смерти. Впрочем, об этом мы не раз говорили, и я верю, что ты выполнишь мою волю.

Возвращаясь к любимцу нашей публики, скажу тебе: произошло то, чего я и ожидал. Гонорар от реквиема позволил им впасть в пьянство, которое привело к смерти несчастного. Жена его, терзаемая алчностью, замученная нищетой и пьянством мужа, с радостью согласилась отдать мне его тело на погребение бесплатно, пока наши уважаемые коллеги с других кладбищ еще не проснулись. Запомни, сын! Он похоронен прямо при входе на кладбище, как пройдешь ворота, справа. Это для того, чтобы все входящие посетители видели эту могилу, ибо участки на кладбище покупают не те, кто лежит в гробу, а живые. Но силы оставили меня! Я не смог довести дело до конца, а поскольку все было совершено в тайне от наших бессовестных конкурентов, на могиле нет даже отметки. Все самое главное осталось доделать тебе.

Верю, что в одной земле с идолом современной музыки захотят лежать и другие музыканты, и военные, которые любят такую музыку, и некоторые богатые коммерсанты, и даже, может быть, дворяне. Идут же его оперы в Императорском театре! Так мы с тобой сделаем наше кладбище самым знаменитым в Вене, что обеспечит тебя хорошим заработком на всю твою жизнь.

Напоминаю тебе, чтобы ты сжег письмо после того, как прочитаешь. Я знаю, ты и сам бы так сделал. Я не совершил греха ни перед Богом, ни перед людьми. Давать работу и платить за это деньги не может быть грехом, но люди так завистливы и злобны, что тень их подозрений может пасть и на тебя, поэтому прошу еще раз – предай письмо огню.

Прощаюсь с тобой навеки.

Твой отец.

Смотритель кладбища Санкт-Мартин в главном городе Австрийской Империи Вене Иоганн Грабе.

Декабря, 6 дня, 1791 года от рождества Христова».

Секрет игры

Нет ничего выше игры.

Ф.Достоевский «Игрок»

Бытует мнение, что футболисты не очень-то умны. Даже шутка такая есть: было у отца три сына – двое умных, а третий футболист. Объясняют это тем, что слишком часто тяжелый мяч бьет футболисту по голове, вот и отбивает мозги. Я сам пробовал отбить головой футбольный мяч. Мяч почти полкило, и удар со всего маху получается неслабый. Потом я долго прийти в себя не мог. А футболисты бьют головой – и играют, бегают. По частоте и силе ударов в голову с футболистами соперничают только боксеры. Но вот среди боксеров много умных людей. Сам Пифагор, основатель сразу двух наук – философии и геометрии, был чемпионом кулачного боя. Правда, среди нынешних боксеров философов стало меньше, но по-прежнему молва считает боксеров мудрецами, а футболистов дураками, хотя это не так...

Андрей Томилов проснулся, как и положено, по часам. За годы спортивной жизни он привык к режиму. Слава богу, сейчас спортивная медицина ушла далеко, и не надо вскакивать в шесть утра всем. Кто жаворонок, а кто и сова. Многие толковые спортсмены так и не смогли привыкнуть, сломались. Теперь все по-другому. Спишь, сколько надо, и твои индивидуальные биоритмы высчитывают умные врачи.

Андрей сонной рукой засыпал в рот горсть таблеток, заботливо расфасованных врачом. Черт его знает, что там такое. Говорят, витамины и микроэлементы. А что на самом деле?

Андрей запил водой и пошел готовить кофе. От него он отказаться не мог. Одно время кофе считался вредным, и с ним боролись. Потом вроде бы бороться перестали. Томилов любил хороший кофе. Варил его сам, сам молол зерна.

Сейчас он наконец ощутил рост. Профессиональный рост. Андрей был не простой спортсмен – настоящий игрок. Еще несмышленым мальчишкой он подавал большие надежды в молодежной сборной, был лучшим в своем клубе. Потом последовало падение: слава, пьянка и девочки. А игра этого не прощает. Надежд он больше не подавал, тренеры и журналисты махнули на него рукой, друзей рядом не оказалось. В одно прекрасное утро он решил взять себя в руки. И взял. Доказал себе и всем, что может остановить падение. Это было непросто, но постепенно возвращались прежние результаты, забивались голы. Стали снова приходить журналисты и брать интервью. Изменилось отношение тренера, и хотя он орал по- прежнему и ругался матом, но тон был другой. Зарплату неожиданно прибавили. В два раза. Конечно, в двадцать пять лет совсем еще не все потеряно. Это чувствовалось – упорство стало приносить плоды...

Андрей ткнул пальцем в автоответчик. Будить спортсмена нельзя – режим, поэтому ночью, хоть пожар, – все автоответчику. В телефоне послышался голос Омчева. Давным-давно Омчев был хорошим футболистом, твердым середнячком. Не выдающимся, но и не безнадежным. Всегда тихий и спокойный, он умел ладить с начальством, и оно быстро забрало его в федерацию. Там Омчев почувствовал себя как рыба в воде. Нашел свое место, не начальственное, но хлебное. Слышать его по телефону Андрею никогда не доводилось. Вообще до этого утра он думал, что Омчев о нем и не знает. Не поздоровался ни разу, когда Андрей приходил по делам в офис федерации.

– Здравствуй, Андрюша, это Омчев. Кажется, могу поздравить. Желаю удачи.

«Кажется» не считается, – Андрей верил в приметы и не хотел обманываться. Когда официально объявят, тогда можно считать, что все в порядке, а пока это все слухи. Хотя звонок футбольного функционера грел душу. Вода в джезве закипала, пора было пить кофе и переходить к утренней тренировке, но зазвенел телефон.

– Алло, это Славик, привет.

Слава был простым клерком в федерации. Когда-то они играли вместе. Славик стал чиновником совсем недавно и вроде оставался хорошим человеком.

– Слышь, Андрюха, похоже, тебя можно поздравить.

– Слав, рано. Не говори «гоп».

– Да я сам бумаги носил. Без бумаг же ничего там не идет.

– Перестань. Всякое бывает. Ведь было же?

– Бывало... Но все равно – поздравляю.

– Спасибо, спасибо.

Андрей отхлебнул кофе. Он настроился насладиться вкусом и ароматом, но тут раздался новый звонок.

– Это я, – послышался в трубке жесткий голос тренера.

– Да, Георгий Валентинович, – поперхнулся кофе Андрей.

– Еще не на тренировке?

– Так рано еще.

– Я про индивидуальную. Физзарядку, так сказать.

– Разминаюсь, – соврал Андрей.