секретарским столом, на котором громоздилось несколько телефонов, высились какие-то папки и мерцал экраном компьютер. За столом сидела стильно подстриженная, ярко накрашенная и модно – насколько я могла оценить – одетая девица лет двадцати пяти.
– Вы к кому? – сурово спросила она меня.
– Знаете, – неуверенно начала я, – я тут написала статью...
– На тему? – с сомнением приподняла бровь девица.
– Это не скажешь в двух словах... В общем, если кратко... Наверное, влияние византийских нравов на современную высокую моду... – я сбилась и замялась.
У девицы обе брови поднялись так высоко, что совсем скрылись под лаковой челкой. В общем-то я, наверное, могла ее понять. Приходит тут сомнительного вида тетка, одетая чуть лучше бомжа, и несет что- то про современную моду. Да еще Византия с ее нравами... Зря я связалась.
– Не актуально, – подтвердила мои сомнения пришедшая в себя девица. – И потом, мы не берем сейчас статьи, у нас портфель полон.
Наверное, на этом можно было попрощаться и уйти, но я зачем-то полезла в сумку, вытащила, как дура, свои мятые листики и сделала пару шагов к ее столу.
– Может быть, вы все же посмотрите... Ну, не сейчас, так на будущее... Вообще-то это подходит?
Девица бросила косой взгляд на мои листки.
– Да вы что, на этом... как его... ротапринте печатали?
– На машинке.
– Мы в таком виде вообще не берем. У нас только компьютерная верстка. Все статьи должны быть набраны на дискету. Это в крайнем случае. А так – по электронной почте.
– Но если у меня нет компьютера...
Ответом мне был только презрительный взгляд. Ладно, надо уходить. Дура, что приперлась. Самое смешное, что дома у меня был отличный компьютер, и почта, и все, что угодно... Знать бы, когда...
Наверное, от расстройства я шагнула, не глядя, за дверь и почти столкнулась с вбегающим в редакцию плотным мужиком. Он довольно сильно задел меня по плечу. От неожиданности и боли я взвыла.
– Простите, я вас не видел. Вы сами должны были... Арина?
Честно говоря, я не сразу догадалась, что он имеет в виду меня. Вот что значит вжиться в образ. Озарение наступило, наверное, спустя минуту, в течение которой мужик радостно подпрыгивал вокруг меня, тряся за ушибленное плечо.
– Господи, Арина! И правда ты! Здорово! Какими судьбами?
И тут я его наконец узнала. Петя, мой бывший однокурсник, одногруппник и старый приятель. Один из немногих мальчиков, учившихся в нашем бабьем царстве. Кутила и весельчак, вечный организатор каких-то пьянок, гулянок, капустников и сабантуев. Кажется, он пытался за мной ухаживать. Я не помню деталей, но ревнивый в то время Валька, во всяком случае, его терпеть не мог. На нашей свадьбе, помнится, Петя был чуть ли не тамадой и сперва кричал «Горько» активнее всех, а потом быстро напился и плакал в углу, приговаривая что-то о своей теперь навеки печальной и разбитой судьбе.
Петя отвлек меня от воспоминаний своими прыжками.
– Слушай, поверить не могу! Действительно ты. Совсем не изменилась, все такая же стройная. Я-то, как видишь... Пойдем, я тебе кофе налью, потреплемся. Нет, это здорово, что я решил сегодня зайти, с утра не собирался. А ты чего здесь?
– Да я вот статейку написала, думала...
– Ты? Статью? Классно! Наконец-то за ум взялась! Ты еще в институте классно писала, я помню. Ну-ка, покажи...
Петя выхватил у меня злосчастные листики, развернул и воткнулся в них носом. В то же время он загадочным образом вслепую пробирался по редакционной комнате, лавируя между столами и волоча меня за собой. Потревоженные сотрудники, как вспугнутые птицы, приветственно чирикали.
Наконец мы оказались в небольшом, но совершенно отдельном кабинетике. Петя, не отрываясь от моих листков, одной рукой стянул с себя кожаную куртку, метнул ее на вешалку у двери, где она послушно повисла на крюке, пихнул меня в диванчик, стоящий у стены, сам плюхнулся в вертящееся кресло, поднял трубку одного из телефонов, гавкнул в нее: «Ирочка, кофе. Два», вытащил откуда-то из кармана зазвонивший мобильник, посмотрел на номер, но отвечать не стал. Бросил наконец мои листки на стол, потер рукой лоб и сказал:
– Здорово.
Я, ошарашенная, молчала. Петя пошуршал бумажками на столе, заглянул в какой-то ежедневник, что-то там подчеркнул и повторил:
– Аринка, правда здорово. Я возьму. В следующий номер нет, а вот через один поставлю. Там у меня как раз дырка была, неважно. В общем, пойдет.
Тут до меня начало, наконец, что-то доходить. Слабым голосом я спросила:
– Петь, погоди, а ты тут кто?
Он взглянул на меня исподлобья и фыркнул:
– Ну ты, мать, даешь! Ты что, не знала, что ли? – и заржал. – А чего тогда пришла? Нет, ты что, правда не знала? Ну дела!
Оказалось, Петруша был главным редактором того самого глянцевого журнала, который я, один из немногих, жаловала в своей прошлой жизни за некоторое изящество и легкую интеллигентность. Потому, собственно, и заявилась именно в него. А титры я, понятное дело, никогда читать не удосуживалась.
И, между прочим, очень даже суровым редактором. Когда через пять минут та самая девица из приемной принесла нам кофе в изящных чашечках, Петя всучил ей мои листки и строго велел:
– Немедленно набрать и распечатать. Пойдет в февральский номер. Посчитай знаки и подготовь договор.
Девицу перекосило. Она взяла листки двумя пальцами и жалобно воззрилась на Петю. Видно было, как ей противно, да еще при мне, но возражать она не решалась. Только спросила:
– Петр Андреевич, а в договоре все знаки указывать? А если сокращения будут? Может, сперва редакторам показать?
Петя поднял на нее бровь. Девицу как ветром сдуло. В спину ей Петя хмыкнул:
– Умные все стали, сил нет. – И потом, повернувшись ко мне: – Хотя редакторы пусть посмотрят. Мне понравилось. А договор и правда можно потом подписать. Тебе же не к спеху?
За кофе он набросился на меня с вопросами. Как жизнь, как дела, как Валя, Митя... Словом, что всегда спрашивают у старых друзей, случайно встреченных через много лет... Я выкручивалась, как могла. Не объяснять же было, что к чему. К счастью, Петя явно не обратил внимания на мой костюмчик (вот вам и редактор бабского журнала). И вообще, он смотрел на меня так, как будто не было всех этих пятнадцати, шестнадцати (сколько их там?) лет со дня нашей последней встречи, как будто мне все еще двадцать с небольшим, я молода и беззаботна, а жизнь прекрасна. И, между прочим, это было приятно.
Чтобы избежать ненужных вопросов и расспросов, я начала спрашивать сама:
– Ну ладно, чего все я, а ты-то как? Жена, дети? Я же не знаю ничего.
– Ясное дело, не знаешь. Тебя Валька всегда сторожил, как Кощей Бессмертный. Между прочим, я на него тогда злился, теперь понимаю. Прав он был, по большому-то счету. Вон – вы до сих пор вместе. А я развелся. Дочка с женой осталась. Растет, ничего. Смешная такая, беленькая, как ты. А ты помнишь, как тогда, на первом курсе...
Весь этот треп непрерывно перемежался звонками всех трех Петиных телефонов – городского, внутреннего и мобильного. В дверь время от времени заглядывали люди, что-то спрашивали, приносили бумаги. Петька нетерпеливо отделывался и отмахивался, но в конце концов не выдержал:
– Слушай, так невозможно общаться. Сумасшедший дом, поговорить не дадут. Но я тебя так не отпущу. Ты что вечером делаешь?
Вообще-то на вечер у меня была запланирована стирка постельного белья, которое с утра плавало замоченным в ванной (стиральная машина у Марины была дореволюционных времен), и штопка колготок. В этой жизни я перестала быть «шикарной женщиной», которая даже под брюки носит только новые, нештопанные колготки, но не признаваться же было... Кроме того, в голове у меня прочно сидела еще в детстве внушенная мамой идея, что приличная девушка не должна соглашаться на свидание, назначенное
