Пока я предавалась своим размышлениям, подружки дошептались, пришли к какому-то согласию и теперь снова смотрели на меня во все глаза.
— Ну ладно, — сказала та, что с прямыми волосами. — Раз уж ты все равно здесь оказалась, нечего делать, будем теперь дружить. Меня зовут Тина.
— А меня Дана, — вздохнула кудрявая. После чего она назвала свою фамилию. Мне эта фамилия ничего не говорила, но сказала она ее с таким видом, что было ясно — это не просто так. Я понимающе кивнула.
— А Тина — она… — добавила Дана, явно желая меня окончательно уничтожить. Хорошо, что я все равно не знала, кто они такие.
Я узнала об этом на следующий же день, едва начались уроки. Фамилия Даны красовалась на стене главного здания Академии, в котором проходило торжественное собрание по поводу открытия семестра. А фамилию Тины я случайно услышала по радио в тот же день, в новостях, там, где говорили о составе правительственного кабинета. Сказать, что меня это сильно впечатлило, не могу. То есть, наверное, если бы я узнала об этом заранее, то да, а так, когда я уже познакомилась с наследницами и сама составила о них мнение…
И, в общем, это мнение за время учебы не сильно переменилось. То есть у нас со временем установились какие-то более-менее нормальные отношения — мы не делали друг другу явных пакостей и не хамили в лицо, — но теплыми их вряд ли можно было назвать. Скажем, довольно быстро выяснилось, что учиться у меня получается хорошо и что способностями я награждена далеко не средними, так что любая явная попытка сделать мне что-нибудь нехорошее, вроде того чтобы подсыпать какой-нибудь гадости в еду, будет далеко не безопасной… Но любви это не прибавляет.
И потом, кроме непосредственных воздействий есть ведь и другие способы испортить настроение человеку, и уж никто не владеет ими лучше, чем соседки, живущие с тобой в одной комнате. Им, как никому другому, становятся известны все твои слабые и болезненные места, и если они хотят, то…
Одним из таких слабых мест был, к примеру, мой гардероб. Понятно, что он не шел ни в какое сравнение с нарядами моих соседок. На свою зарплату я успела обзавестись несколькими парами джинсов, майками и свитерами, справедливо считая, что уж больше-то мне для учебы ничего и не нужно. Но когда Тина с Даной раскрыли свои чемоданы… Про часть их нарядов я даже не знала, что такое бывает вообще, не говоря уж о том, куда это можно надеть. Кружева, блестки, кожа, мех и прочие дизайнерские излишества, про которые они немедленно объяснили мне хором, что жить без этого приличной девушке абсолютно невозможно….
Конечно, это не добавляло уверенности в себе. И ладно бы только наряды. С этим я, в общем, сумела бы примириться, мне некоторым образом было не привыкать к тому, что я не как все. Но оказалось, что я совершенно не так причесываюсь, не умею ухаживать за лицом, у меня неправильная кожа, странные волосы, не оттуда растущие ноги и жуткие манеры. Я не умею вставать, садиться, здороваться, улыбаться, подавать руку… Короче, любой мой истинный или мнимый промах и недостаток немедленно замечался, назывался, обсуждался и подлежал суровейшему приговору, произнесенному в столь покорившей меня в первый же день манере. При тебе, как без тебя. Или как будто ты столб с глазами.
Ну, и мальчики… То, что за Тиной и Даной бегало несметное их количество, никакого удивления не вызывало. Этакие длинноногие рекламные красотки, да еще наследницы — за кем же еще и бегать. Меня это нисколько не волновало. Но вот им, Тине с Даной, почему-то страшно действовало на нервы, если я разговаривала хоть с каким-то представителем противоположного пола дольше, чем пять минут. Если могли, они старались вмешаться тут же на месте, сказав про меня при этом какую-нибудь невинную гадость из своего репертуара, а если уж почему-либо не могли… Тогда вечером мне устраивался очередной «разбор полетов». Дескать, я и стояла не так, и улыбалась, как идиотка, а уж волосы у меня лежали вообще ужасно. Да и кавалера я умудрилась выбрать — отстойней некуда. Странным образом, при этом через день или два этот самый отстойный кавалер непременно обнаруживался в свите поклонников кого-нибудь из них.
Во всем этом не было как будто ничего страшного, и уж во всяком случае ничего серьезного, но постоянность и неизбежность этих придирок действовала мне на нервы. Я старалась не приходить в комнату как можно дольше, это было, кстати, не так уж и сложно. В те дни, когда мне не нужно было идти на работу, я просто оставалась где-нибудь в библиотеке или лаборатории до ночи и занималась чем-нибудь интересным, дожидаясь, пока они уснут, но после ночи наступало утро, мы все равно встречались и вместе шли на занятия…
Все мои попытки как-то постоять за себя натыкались на удивленно поднятые брови. «Как, разве я сказала что-то обидное? Я просто хотела тебе помочь (поправить, объяснить, подсказать). Тина (Дана), посмотри — я ей помогаю, и она же на меня обижается». И неизменный ответ верной подружки: «Ну а чего же ты хочешь, дорогая? Конечно, ей трудно с собой справиться. Она же постоянно нам завидует. Не обращай внимания».
В какой-то момент я, не выдержав, даже попыталась пожаловаться своей наставнице. Я не ждала от нее никакой конкретной помощи, понимая, что тут мне никто не может помочь по-настоящему, и все, чего я хотела, было, пожалуй, лишь немного сочувствия. Но и с этим у меня не вышло.
Наставница, только услышав, какие фамилии носят мои соседки, подняла глаза к небу и прочитала мне длинную лекцию о том, что о такой удаче можно было только мечтать, что каждая минута, которую я провожу в общении с членами таких семей, должна быть золотом отмечена на мемориальной доске моей памяти, что я даже не представляю, какое мне выпало счастье контакта со светлой магией в самом ярком ее воплощении, и чего только я не смогу при желании почерпнуть у таких замечательных ее представительниц. И вместо всего этого я, с присущей мне бестолковостью и неблагодарностью…
— И даже если эти милые девочки делают тебе какие-то замечания, — грохотала она, — причем, уверена, что все эти замечания делаются абсолютно по делу, это значит — им на тебя не наплевать. Они считают тебя равной себе — ты только вдумайся в это! — иначе они не стали бы с тобой возиться. А ты? Ты должна говорить им спасибо, а не обижаться. Ты должна слушаться. Вообще, я уже не первый раз замечаю в тебе это нелепое упрямство. Конечно, я знаю, откуда это идет, но мне казалось, что теперь, когда ты уже столько времени находишься среди приличного общества…
В общем, никакого сочувствия. От Алекса и то было больше пользы. Конечно, ему-то я ничего такого не рассказывала, еще чего не хватало, но он и сам время от времени спрашивал, нет ли у меня каких-то проблем и отчего я такая грустная. Я отговаривалась усталостью и трудностью учебы, но все равно это было приятно. Да и вообще на работе было хорошо — меня там любили. С началом учебы я стала ходить туда реже, всего два раза в неделю, и то больше по выходным, но все равно. Бросать ее мне не хотелось. Да и деньги, честно говоря, даже несмотря на стипендию, лишними не были.
Кстати, сам факт наличия у меня этой работы служил дополнительным поводом для насмешек. «Наша Золушка, — называли меня подруги, заметив, что я вернулась из кафе. — Золушка пришла. Как сегодня работалось? Много объедков удалось заначить? На неделю-то хватит? Фу, как от тебя пахнет этой пиццей, невозможно находиться в комнате». Я даже боялась думать, что будет, если они как-нибудь увидят меня в сопровождении Алекса. Но сказать ему об этом я тоже не могла, он бы обиделся, а мне уж точно этого не хотелось. Так что я просто старалась каждый раз удрать с работы так, чтобы он меня не заметил. И в итоге вместо катания на мотоцикле в приятной компании возвращалась домой одна по темным улицам, «предвкушая» очередную порцию издевательств.
Довольно скоро все это кончилось тем, что я с отчаяния решила спрятаться под «занавеской». Несложное такое заклинание, позволяющее соткать и натянуть на себя любой образ, показать себя такой, какой ты хочешь казаться окружающим, понравиться кому угодно.
И действительно ведь сработало. Как только я вышла из ванной, первый раз натянув на себя образ успешной и беззаботной «наследницы», мои соседки, как-то слегка остолбенело переглянувшись, не отвесили мне дежурного «комплимента». День до самого вечера прошел гладко и без обычных подколок, и я, обрадовавшись, решила было, что нужное лекарство найдено.
Но, как и у каждого лекарства, здесь обнаружилось свое побочное действие. Дело в том, что заклинание нельзя носить на себе постоянно, оно со временем как бы изнашивается, в нем появляются
