Брут согласен.
— А мне предоставьте честь прикончить его.
Не знаю почему — у! — но эта история кажется мне знакомой (что-то напоминает). А вам, друзья?
Кассий поднимает глаза горe (вверх).
К потолку — у! — испещренному паутиной.
— На нас смотрят века.
— Да, дорогой сподвижник, — возглашает Брут. — Сегодня все увидят, из какого мы теста, герои мы или дерьмо!
Я подражаю (а-ха-ха) голосу попугая:
— Дерьмо!
24
— Дерьмо!
Это слово — о! — отзывается, отдается под сводами огромного зала, вроде бы исходит неизвестно от кого.
Мария вздрагивает.
— Вы слышали?
— Какое странное эхо, — бормочет Брут.
Кассий совершенно спокоен.
— Это зависит от площади сводов.
— Мы раскрыты, — заключает Гораций. Похолодев.
Ага, тени обретают плоть, преломляясь у подножия стен.
Мария кричит, у!
— Ужас, сколько полицейских!
Кассий бледнеет (то-то).
— Мы окружены. Нас предали.
Первым берет себя в руки Брут.
— Гораций, беги, попытайся проскользнуть. Поднимай наших, пусть начинают восстание. Вся надежда на тебя. Торопись!
Отлично, как сказал бы Иоанн.
Стражники не видят Горация. Он успевает скрыться в дверном проеме.
Эхехе.
Браво, браво. О, Эдуард был бы мною доволен. Вот тебе и безмозглый слизняк!
Появляется пузатый генерал Ахилл.
Он в военном комбинезоне, лицо закрывает герметический шлем. К нему — у! — присоединяется полковник Эней, который подает сигнал.
На вершине мусорной горы вырастают три вертикальные доски.
Ага, пора появиться и мне.
Я ору:
— Слышали? Вы все свидетели! Ересь и предательство! Больше чем достаточно для приговора без суда и следствия. Генерал Ахилл, полковник Эней, приступайте!
Марию, Брута и Кассия хватают.
Я с усилием поднимаю голову, чтобы увидеть их лица.
Цежу — у! — сквозь зубы:
— Сначала женщину. Жаль, в постели она была ничего.
Кассий порывается броситься на меня.
— Не смей так говорить!
— Я был уверен, что делаю ей комплимент. Сложный вы народ, европейцы.
Вопросительно смотрю на Брута — а? — который хочет что-то сказать.
— Убей меня, только пощади Марию!
Клянусь, я этого ожидал.
Убить. У, какое ужасное слово! Грубое.
Мы его давным-давно упразднили. Так же как слово «умереть».
Брут заслуживает того, чтобы ему ответить.
— Думаешь, она стоит больше, чем ты? Ошибаешься. И вообще о замене не может быть речи. Я должен ликвидировать всех троих.
Брут не сдается:
— Тогда первым убей меня. Слышишь?
Ишь прицепился!
— Нет, мне вас не понять. Ну хорошо, ликвидирую всех троих одновременно, никого не выделяя.
Тем временем Марию, Кассия и Брута, обмотав грудь веревкой, привязали к трем доскам.
Доски. У, угадали: они пришли на смену виселицам.
Это более гуманно (цивилизованно). Безболезненно.
Голос Ахилла звучит из-под шлема через динамик:
— Аббат Йоркский, у нас все готово.
Я воздеваю длиннющие, тощие, как у скелета, руки. Не руки, а голые сучья дерева.
— Да прибудет мусора! Прощай, Мария. Желание — мое, и я вправе испытывать его, когда сам этого хочу.
Европейцев спускают в мусоропровод.
У-у, уже в главном коллекторе, до того как достигнут канализационного ствола (ах!), они превратятся в богатые органические соединения, в атомы углерода и азота.
Точно так же, как мясо. Которое мы выбрасываем нетронутым.
(Непонятно, чего ради кардинал Матфей так ратует за потребление продовольственных товаров, если не извлекает из них прибылей.)
О, идея!
Надо будет подумать о возможности создания из атомов мусора новой породы животных. Человекообразных рабочих.
В рабочих мы испытываем постоянную нужду.
И в потребителях.
Ах, чуть не забыл! Пора позвать моего достойного сообщника. Напарника. Подручного, во-во.
— Иди сюда, Гораций, не бойся. Все в порядке.
Входит Гораций и становится предо мной на колени.
Ишь ты, сообразил, что так я могу смотреть на него, не напрягая шею (не задирая голову). У-у-у!
— Разрешаю тебе вернуться на работу, Гораций. Скажи своим товарищам, что завтра они получат премию. Сорок фунтов разного товару — у! — на каждого. И начнут выбрасывать собственный мусор.
— Они будут счастливы.
— Пусть докажут, что достойны стать гражданами великой Страны.
— Все только этого и ждут, аббат Йоркский.
Самое смешное, друзья, что чем больше мы обманываем народ, тем больше он нам благодарен.
Человеческий мазохизм.
Гораций ретируется.
И среди европейцев попадаются толковые ребята.
Так. Теперь я должен как можно скорее продемонстрировать свои качества государственного мужа. У-у-у!
Стражники ушли. Остались Ахилл и Эней. В ожидании. Почтительном.
