Он промолчал. Неужели она права?
В Париже савояры составляли нечто вроде корпорации со своими собственными законами. Старшие командовали младшими. Они имели даже свое цеховое правосудие, и Гастон знал, что главари без колебаний отправляли на виселицу тех, кто занимался воровством у членов этого братства.
С самого детства савояры занимались тяжелым трудом. В шесть лет они становились трубочистами, подчиняясь распорядителям, которые обеспечивали их заказами. Повзрослев, они не могли уже пролезать в слишком узкие трубы и зарабатывали на жизнь либо разноской товара, либо игрой на виоле. Эти уличные музыканты бродили по городу, гнусаво распевая и порой показывая то ученых сурков, то магические фонари.
Женщины их славились удивительной плодовитостью: их всегда можно было увидеть на улицах несущими в заплечной корзине одного младенца и одновременно кормящими грудью другого, при этом они гнали перед собой толпу детишек постарше. Несомненно, эти тощие оборвыши помогали им собирать милостыню.
Мальчишки, уже приученные работать, простодушные и веселые, бегали по городу с утра до вечера: измазанные сажей лица, белоснежные зубы. Всем был знаком их протяжный печальный клич, когда они предлагали свои услуги:
— Сверху донизу почистим!
Гастон не раз наблюдал, как маленькие савояры чистят трубы. Ребенок с завязанными глазами и в колпаке для защиты головы, помогая себе коленями и локтями, залезал в каминную трубу. Некоторые поднимались чуть не на пятьдесят метров высоты, зато другие, не столь ловкие, падали вниз и ломали себе кости.
Маленький трубочист скребком снимал сажу со стенок, складывая ее в мешок. Спуск был еще более опасным, ибо ребенку становилось трудно дышать из-за поднявшихся испарений. Весь этот риск и эти муки стоили пять солей, однако дорого достающиеся деньги самим трубочистам не принадлежали: они должны были отдавать их в общую кассу распорядителя.
— Но савояры влезают в трубу изнутри, — выложил свой последний довод Гастон. — Как сумел бы ребенок забраться туда с крыши?
— Вы забыли, из какой страны они родом, мсье? Совсем еще малютками они играют в горах. Они прекрасно карабкаются и по трубам, и по фасадам. Они легкие и могут забраться очень высоко. У них есть также веревки и палки с крючьями, чтобы цепляться за выступы.
— Откуда вы это знаете, мадам Гюоши? — спросил комиссар.
— Мой муж был плотником, мсье. Когда он чинил крыши, часто брал себе в помощь маленьких савояров. Эти ребятишки карабкались по фасадам, и он мог не тратиться на леса. Они бросали с крыш веревки, чтобы поднять наверх доски. Когда муж не напивался, он мне часто рассказывал об их поразительной ловкости, — с грустью добавила она.
Марсель замолчала, помешивая суп, потом спросила:
— В какой день произошла кража?
— Третьего декабря.
— Стало быть, при луне в последней четверти. Для ловкого чертенка света было достаточно.
— Допустим! Но у меня нет никаких шансов отыскать мальчишку, который будто бы забрался по трубе в резиденцию нунция. В сущности, я ищу не самого ребенка, а человека, который его нанял.
— Ступайте в таверну «Золотая звезда», мсье, это недалеко отсюда, в нашем предместье. Именно там собираются савояры. Вы можете переговорить с распорядителями. У каждого свой квартал, так что вы сумеете вызнать про тех, кто работает на острове Нотр-Дам.
Она была права! Гастон ощущал неодолимый зуд охотника, который возникал у него всегда, когда он брал след.
— Благодарю вас, — сказал он. — Я пойду в эту таверну прямо сейчас.
— Никоим образом, мсье! Вы одеты, как дворянин, никто с вами и разговаривать не станет. Возвращайтесь к себе и оденьтесь, как лакей. В таверне вы просто представитесь слугой и скажете, что ваш хозяин хочет нанять трубочиста.
— Положительно, мадам, это вам нужно стать полицейским! — с улыбкой сказал Гастон.
Украдкой он оставил на лавке луидор, потом расцеловал детей и ушел.
Через два часа он заказывал ужин в «Золотой звезде».
Перед этим Гастон вновь пришел к резиденции нунция и в наступающей темноте осмотрел фасад уже другим взглядом. Дом был выстроен из камня и кирпича. Имелись многочисленные выступы. Да, ловкий мужчина и уж тем более мальчишка мог бы забраться на крышу. Конечно, ее края выступали над карнизом, так что место было опасным, но окна находились совсем рядом, давая возможность зацепиться. И, несмотря на сгущавшийся мрак, Гастон ясно разглядел железные скобы, которые поддерживали черепицу.
«Золотая звезда» была заведением подозрительным, каких в этом простонародном квартале имелось немало.
Гастона усадили за длинный стол, где уже сидела дюжина ребятишек с загорелыми и почерневшими лицами, а также двое взрослых, походивших на висельников худшего пошиба.
Все в огромных количествах поглощали вино. Около десяти часов Гастон увидел, как в залу вошла шумная толпа из трех десятков человек: мужчины, женщины, дети. Они заняли все пустые столы. Им подали мясные обрезки, рыбу, овощи, хлеб и вино в больших керамических кувшинах.
С каждой минутой орда росла за счет новоприбывших. Оборванцы требовали еще вина, а также водки и курительного табака. Женщины кормили грудью и пеленали младенцев прямо за столом.
В группу едоков входили и крупные собаки: они пожирали все объедки, падавшие со стола. Время от времени вспыхивали потасовки, одна из них — между мужчиной и женщиной — привлекла много зрителей.
Савояры кричали или пели до тех пор, пока не насытились и не напились. Встав из-за стола, они укладывались прямо на солому, рассыпанную в углах таверны.
Именно этого момента ждал Гастон. Углядев неподалеку изрядно набравшегося, он сказал ему:
— У моего хозяина камины дымят, куманек!
— Поговори с распорядителем, — рыгнул пьяница. — В каком приходе живет твой хозяин?
— На острове.
— Тогда иди к Франсуа, он вон там сидит, — сказал савояр, указывая на подростка, который обхаживал женщину гораздо старше себя, с распахнутой грудью.
Гастон встал, пошатываясь, словно тоже перепил, подошел к тому, кого назвали Франсуа, и тяжело опустился на скамью перед столом.
— У моего хозяина камины дымят, — повторил он тягучим голосом. — У него дом на острове.
— Могу прислать тебе кого-нибудь завтра, — предложил подросток, повернувшись, чтобы рассмотреть его. — Изнутри подняться можно?
— Конечно.
— Где он стоит, твой дом?
— Я могу подождать твоего мальчишку на краю моста Мари. Так будет проще.
— Значит, уговорились на завтрашнее утро? — спросил подросток, которому не терпелось избавиться от докучного клиента, чтобы возобновить свои игры с женщиной.
— Завтра утром, на рассвете, — кивнул Гастон, направляясь к выходу.
На заре Гастон в одиночестве ждал на краю моста Мари. Внимательный наблюдатель, однако, углядел бы трех лучников в форменной одежде на углу ближайшей улицы.
Мост, на котором стояло пять десятков домов, был сравнительно узким. Прохожих было немало, и Гастон высматривал мальчишку в колпаке. Увидел же он двоих. Одному на вид было лет шесть, другому семь, но они могли быть и старше, поскольку отличались страшной худобой. Маленькие савояры держались за руки.
— Это вас прислал Франсуа?
