— Да, мсье! — ответили они хором и засмеялись.
Их покрасневшие воспаленные глаза ярко сверкали на усталых, изможденных и почерневших лицах. Очевидно, мылись они не часто. Соломенные всклокоченные волосы вылезали из-под колпаков, вымазанных сажей.
— Сюда, — сказал Гастон, беря одного за руку.
В тот же момент Ла Гут, подбежавший сзади, схватил второго. Ребятишки поняли, что угодили в западню. Они принялись вопить и одновременно вырываться. На помощь тут же подоспели два других лучника.
Мальчишки кричали все громче. Один из них укусил Ла Гута, который все же не выпустил свою добычу. Вокруг них начала собираться толпа.
— Зачем вы бьете бедных детей? — осведомилась одна агрессивная матрона.
Гастон передал своего мальчишку лучнику и заявил ей, сожалея, что не взял больше людей:
— Я комиссар Гран-Шатле, мадам. На острове совершено преступление, и я должен допросить их. Они ни в чем не виноваты. Их скоро отпустят.
Некоторое зеваки ответили ему ворчанием, другие открыто выражали недовольство действиями полиции, но в большинстве своем люди согласно закивали. Не в первый раз такой крохотный парнишка попадается на злодействе, провозгласил кто-то.
Дети уже плакали и больше не вырывались. Толпа зевак разошлась. Гастон подошел к старшему мальчику, которого крепко держал лучник. Присев на корточки, он сказал ему:
— Я не желаю вам зла. Вот два соля, по одному каждому из вас.
Он показал монетки, и плач тут же смолк. Слезы оставили широкие черноватые полосы на истощенных лицах.
Младший протянул ручонку, чтобы получить свой соль.
— Пойдем в таверну «Безголовая женщина», — предложил Гастон. — Там вы поедите и выпьете за мой счет, а потом я дам каждому монетку. Но сначала вы ответите мне на несколько вопросов.
Дети кивнули, успокоившись и заранее предвкушая сытную еду.
Таверна «Безголовая женщина» располагалась на улице, носящей то же имя.[89] На деревянной вывеске была изображена обезглавленная женщина со стаканом в руке и с надписью: «Все хорошо!»
Они устроились за столом, стоящим в углу. Детей посадили между Гастоном и Ла Гутом, два лучника разместились напротив. Комиссар заказал суп с хлебом и салом. Оба малыша изумленно вытаращили глаза, никогда им не давали столько еды.
Гастон позволил им спокойно поесть. Как только они насытились, он объяснил:
— Неделю назад в резиденции нунция, на острове, произошла кража. Совершил ее маленький савояр, подобный вам. Он забрался наверх по фасаду и спустился через камин. Может быть, это был ты? Или ты?
— Это не я, мсье! — в один голос запротестовали испуганные мальчишки.
— Мне плевать на того, кто это сделал, — отчеканил Гастон. — Я хочу только встретиться с ним, и пусть он расскажет, как это произошло. В обмен я дам ему луидор.
— Это не мы, мсье! — захныкал младший.
— Согласен, это не ты, но ты знаешь, кто совершил кражу!
Мальчишка потянул носом и ничего не возразил.
— А ты? — спросил Гастон. — Вы получите соль лишь в том случае, если скажете мне, кто это сделал и где я могу его найти. Еще раз говорю — обещаю, друг ваш ничем не рискует. Наоборот, я дам ему луидор. А тот из вас, кто назовет мне его имя, получит турский экю.
— Это Симон, мсье, — объявил старший, не выдержав соблазна.
— Симон?
— Да, Симон л'Инносан. Он нам рассказал.
— А где я его найду, твоего Симона?
— Он был с нами сегодня утром, мсье. Мы расстались с ним на набережной Селестен, перед домом, где он должен был прочистить трубу, прямо напротив сточного желоба.
— Можешь проводить меня?
— Да, мсье. А вы нас потом отпустите? — спросил мальчик умоляющим тоном.
— Вот ваши монеты, — с улыбкой кивнул Гастон.
Он протянул каждому по солю.
— А вот экю для тебя. Доедайте хлеб и пошли.
На набережной Селестен, внизу улицы Сен-Поль, четверо мужчин и двое детей расположились примерно в двадцати туазах от здания, где должен был работать маленький Симон. Это был красивый, совершенно новый каменный дом. Несколько каминных труб возвышались над крышей.
Примерно через полчаса из дома выскользнул хрупкий паренек. Он показался Гастону еще более тощим, чем те двое детей, которые были с ним. Мальчик зашагал в противоположном направлении.
— Это он, мсье! Это Симон, — сказал младший.
— Очень хорошо, бегите теперь.
Ребятишки не заставили просить себя дважды.
Какое-то время четверо мужчин шли за маленьким трубочистом. Догнали его у моста Мари. Два лучника подошли к нему и взяли за руки, он стал было вырываться, но, узнав плащи с лилиями, заплакал.
Гастон догадался — мальчишка думает, его арестовали за кражу в резиденции нунция.
— Это ты Симон л'Инносан? — мягко спросил он.
— Да, мсье.
— Мсье комиссар! — проворчал Ла Гут.
Мальчишка разрыдался. Гастон рассматривал его. Совсем худой и очень маленький, но десять-то лет ему уж было точно, а может, даже больше.
— Идем туда, — сказал он, направляясь к тому месту на берегу, где лежала громадная груда дров, выгруженная с барки.
К ним уже приближались привлеченные инцидентом зеваки, которые привели поить лошадей. Ла Гут жестом приказал им отойти.
— Перестань плакать и вытри глаза, Симон. Хочешь получить луидор?
Гастон показал мальчишке золотую монету.
Тот еще дважды или трижды всхлипнул, потом кивнул.
— Я знаю, ты залез в резиденцию нунция через каминную трубу, — продолжал Гастон. — Я хочу только, чтобы ты рассказал, как это произошло. Затем получишь луидор и я тебя отпущу.
Симон вытер глаза почерневшей рукой, оставив след сажи на лице.
— Это правда, мсье?
— Даю тебе слово комиссара.
— Как-то вечером в «Золотую звезду» пришел незнакомый господин, — начал мальчик. — Он искал того, кто умеет хорошо лазать. Распорядитель позвал меня, и господин спросил, смогу ли я забраться на крышу по фасаду. Я такое уже проделывал, это легко. Я ответил ему, что сумею. Он отвел меня в сторонку и сказал, что даст серебряный экю, если я заберусь на крышу. Я и согласился.
— Как выглядел этот человек?
— Не знаю, я к нему не приглядывался, мсье комиссар. В любом случае это дворянин, он был в красивом камзоле с кожаной шнуровкой и носил шпагу с эфесом. Еще у него была квадратная бородка и медные шпоры на сапогах. И шляпа с большими полями.
— Продолжай…
— Он вернулся через два или три дня. Шел небольшой дождь. Он сказал, что это будет сегодня ночью. Я пошел с ним, взяв веревку и крюк. Он подвел меня к карете, которая ожидала на улице, и велел садиться в нее. Там был еще один дворянин, весь в шелку, в просторном шерстяном плаще, очень плотном. И перчатки у него тоже были шелковые.
