снова пришла она к Мсра-Мелику.
– Мелик! Мне еще сон приснился: мсырский конь убегал, а сасунский конь его настиг. Давид – твой брат. Не ходи на него войной! Убьет тебя Давид!
Осерчал Мсра-Мелик:
– Перестань ты пугать меня, матушка! Ты не дала мне убить этого сумасброда, когда он еще мал был, а теперь тебе сны про него снятся? Я собрал несметную рать не для того, чтобы метать палицу, а для того, чтобы идти на войну!
Исмил-хатун ушла к себе. А на рассвете опять пришла к сыну.
– Мелик! – сказала она. – Мне еще сон приснился: над сасунской землей солнце сияло, мсырскую землю объяла тьма. Не ходи в Сасун!
– Матушка! Я призвал на войну тьму тем безбородых юнцов!
– Мелик! – молвила мать. – Я тебя выкормила своею грудью. Пусть мое материнское молоко заговорит в тебе: не ходи на войну!
– Матушка! Я призвал на войну тьму тем чернобородых воинов!
– Мелик! Материнское сердце – вещун! Послушайся ты моего материнского сердца: не ходи на войну!
– Матушка! Я призвал на войну тьму тем седых воинов!
– Мелик! Давид – удалец, он убьет тебя, не ходи на войну! Внезапно оторопь взяла Мсра-Мелика.
– Матушка! – сказал он. – Почему ты мне прежде об этом не сказала? Я расхотел идти на войну, но раз войско собрано, придется идти.
На это ему Исмил-хатун, подумав, ответила так:
– Мелик, дитя мое! Разве мало у тебя военачальников? Найми кого-нибудь из них – пусть во главе войска идет на Сасун, а сам не ходи!
– Вот так-так!.. – сказал Мсра-Мелик. – Отдать свое войско под начало другому, чтобы тот его отдал на истребление? А ты помнишь, что натворил Козбадин? Нет, матушка, я войско набирал, я его и поведу.
Другого выхода у меня нет.
Заплакала Исмил-хатун.
– Я тебя не брошу, Мелик, – сказала она. – Коли ты пойдешь, то и я с тобой пойду.
– Матушка! Ты – женщина! – сказал Мсра-Мелик. – Не женское это дело – ходить на поле брани. Не ходи!
– Нет, пойду, – сказала мать. – Дома я места себе не найду. Отобрала Исмил-хатун сорок мужчин, чтобы было кому шатры разбивать, мясо жарить, на зурнах играть, сорок женщин, чтобы было кому пол подметать, скатерть стелить, Мелику ноги растирать, и сорок девушек, чтобы было кому в бубны бить, на кяманчах играть, петь и плясать. Всех их она взяла с собой и вслед за мсырским войском двинулась по дороге в Сасун.
ГОРЛАН ОГАН
В Сасун письмо от Мсра-Мелика доставили. Давид был в это время на охоте, и письмо вручили Горлану Огану.
Прочитал Горлан Оган и заплакал. Слезы дождем лились у него по лицу и стекали по бороде на пол.
«Боже мой, что же это такое? – мысленно воскликнул он. – Неужели судьба армян всегда будет такой превратной и горестной? Мы сидим у себя дома и никого не трогаем. Что нужно от нас Мсра-Мелику? Зачем он собрал неисчислимую рать и пришел к нам?.. Будь ты нам заступницей, Богородица-на-горе!»
Так сетовал в глубине души Оган. Немного погодя взял он письмо, пошел к брату Верго, Кери-Тороса позвал и обратился к ним за советом:
– Что же нам делать? Давид, как увидит мсырское войско, тот же час ринется в бой. И сам падет, и на нас неслыханные беды обрушит!
Пачкун Верго сказал:
– Воевать – не наше дело, братья! Давайте сделаем вид, что мы пируем, напоим Давида допьяна, чтобы он заснул непробудным сном, а сами припадем к ногам Мсра-Мелика, серебром и золотом его одарим, жен и дев ему отдадим, под его мечом пройдем, умилостивим его – может, он сжалится над нами и не истребит нас. Только это все надо так спроворить, чтобы Давид не успел догадаться!
Кери-Торос сказал:
– Да, братья! Давид – горячий, бесстрашный парень. Как увидит он вражье войско – бросится в бой, его убьют, и светоч Сасунского царства погаснет. Давайте напоим этого смельчака – пусть опит без задних ног. Давид – краса и гордость нашего края, мы должны беречь его для будущего. А пока что отнесите Мсра-Мелику дары. Так вы время выиграете, а я соберу отряд и уйду в горы. Коли вспыхнет все же война – что ж, будем воевать. Их больше, да зато и потерь у них будет больше; нас меньше, да зато и потерь у нас будет меньше.
Устроил Горлан Оган пир для отвода глаз, а Кери-Торос Давида позвал и сказал:
– Давид! Мне нужно тебе кое-что сказать. Ты не рассердишься?
– Чего мне сердиться, Кери-Торос? Говори!
– Коли выпьешь полный котел вина, я скажу, что ты родной сын Львораздирателя Мгера, а не выпьешь – стало быть, ты приблуда.
– Налей, Кери-Торос, – молвил Давид, – налей. Посмотрим, что за котел.
Кери-Торос доверху наполнил вином котел о семи ушках. Давид поднял котел, ко рту поднес – и давай тянуть. Тянул, тянул, пока весь котел не опорожнил. Опорожнил – об пол ударил, сплющил котел, а сам разлегся на ковре и сразу уснул.
Как скоро сон свалил Давида, Кери-Торос вышел на площадь, велел в трубы трубить, в барабаны бить, удальцов из своего роду-племемени созвал и обратился к ним с такими словами:
– Сыны мои, сасунские удальцы Ануш-Котот, Вжик-Мхо, Чинхчапорик, Парон-Астхик, Хор-Вираб, Хор-Манук, Хор-Гусан, слушайте, что я вам скажу! Мсра-Мелик с войском пришел к нам в Сасун, чтобы отнять у нас золото, добытое тяжким трудом, отнять у нас наших жен, наших девушек, отнять у нас честь. Не отдадим! Он воевать хочет? Что ж, будем воевать! Двум смертям не бывать – одной не миновать.
Сказавши это, Кери-Торос со своим отрядом поднялся на Леранскую гору и разбил там шатры.
Когда в небе заря заиграла, увидели наши, что Мсра- Мелик стал станом на Леранском поле. Звездам небесным есть счет, белым его шатрам не было счету. На горе было словно лето, на равнине – зима.
У жены Кери-Тороса Сандухт-ханум сердце кровью обливалось.
