– Давид Мсра-Мелика убил, родной свой Сасун освободил, на Мсыр дань наложил.
Донеслась молва и до Капуткоха, до Хандут-хатун.
Хандут-хатун была дочь капуткохского царя Вачо Марджо. Молва о ее красоте разнеслась по всем странам. Царь Шапух к отцу Хандут сватов засылал: отдай, мол, за меня свою дочь. Пятьдесят доблестных пахлеванов с четырех сторон света сватали Хандут-хатун. Ели-пили в царском дворце, ждали когда она на ком-нибудь из них выбор свой остановит.
Но Хандут много слышала про Давида Сасунского и рассудила гак: «Если есть на свете подходящий для меня жених, так это Давид, а кроме Давида, никто мне больше не нужен. На этих я и смотреть-то не желаю».
Вот как-то раз присела Хандут у своего окна, а в это время по улице проходили три гусана: один – белобородый, другой – чернобородый, а третий – безбородый. Хандут позвала их к себе и спросила:
– Гусаны! Сколько вы зарабатываете в день?
– У нас такое занятие, хатун, что день на день не приходится, – отвечали гусаны. – Иногда одну серебряную монету заработаем, а иной раз и две.
– Гусаны! Я вам буду платить три серебряные монеты в день. Ступайте в Сасун!
– А для чего?
– Сасунского царя зовут Давид. Спросите, где его дворец, пройдите в его покой и расхвалите меня, да так расхвалите, да так расхвалите, чтобы я пришлась ему по душе и чтоб он меня замуж взял. Пойдете?
– Хандут-хатун! – молвили гусаны. – Нет на свете ничего справедливее, как воздать тебе хвалу. Чтобы тебя восславить, мы не то что в Сасун, а и во Франгстан согласны идти. Безвозмездно пойдем!
– Нет, – возразила Хандут-хатун. – Если вы меня так расхвалите, что Давид придет в Капуткох, я вам заплачу не три серебряные, а три золотые монеты за каждый день. Ну, идите с Богом!
Пришли гусаны в Сасун. На улицах дети играли. Гусаны спросили:
– Где дворец Давида Сасунского? Детишки наперебой зачирикали:
– Мы вас отведем! Мы вас отведем!
Смотрят ребята – на плече у каждого незнакомца висит хвостатое корыто.
– Что это за хвостатые корыта? – спросили ребятишки.
– То не корыта, а сазы, – отвечали гусаны.
– А что такое сазы?
Дотронулись ребята до сазов – сазы зазвенели в ответ. Подивились детишки:
– Ой! Что это? Корыта звякнули. Давайте отнимем у них корыта и поиграем!
С этими словами накинулись они на гусанов. Кери-Торос увидел их в окно и крикнул:
– Эй, эй! Сумасброды сасунские! Оставьте гусанов в покое. Они пришли к нам поиграть и попеть.
Ребята, чирикая, разлетелись. Гусаны поблагодарили Кери-Тороса и спросили:
– Где дворец Давида Сасунского? – А какое у вас до него дело?
– Дочь нашего царя послала нас, чтобы мы расхвалили ее Давиду, чтобы Давид пошел в Капуткох и взял ее в жены.
– А вы откуда?
– Из Капуткоха.
– Ах, вот оно что!.. – молвил Кери-Торос. – Ну так я и есть Давид. Идите ко мне и восхвалите дочь вашего царя.
Гусаны подмигнули друг другу.
– Чтобы Хандут-хатун пошла за этого седого старика?.. Да ни в жизнь! – сказали они.
Вошли во дворец гусаны, поели-попили, отдохнули после дороги. Кери-Торос созвал всю свою родню, отборных молодцов сасунских – в палате иголке некуда было упасть.
– Пойте, гусаны! – приказал он. – Посмотрим, чего желает дочь вашего царя.
Гусаны сняли с плеч сазы и положили их на колени.
Белобородый гусан запел:
Полюбуйтесь, друзья, на Хандут-хатун!
Ей руки и ноги калам [
Ах, словно калам обводил!
Ей ногти на пальцах подпилок точил,
Ах, словно подпилок точил!
Полюбуйтесь, друзья: у нее на спине
Извиваются сорок волнистых кос,
Ах, сорок волнистых кос!
Полюбуйтесь, друзья: на ланитах ее
Румянец живее пламенных роз,
Ах, живее пламенных роз!
Как багдадская башня, она стройна,
Ах, как башня она стройна!
Полюбуйтесь теперь, что в очах у нее:
Младость вечная в этих очах зажжена,
Младость вечная в них зажжена!
– Славно! – дружно воскликнули сасунские молодцы.
– Тише! – цыкнул на них Кери-Торос. – Не мешайте им петь.
Тут заиграл и запел чернобородый гусан:
Для тебя, о Давид, воспою Хандут-хатун.
Стан у нее стройней тростника.
Для тебя, о Давид, воспою Хандут-хатун.
А поступь, как у Джалали, легка.
Для тебя, о Давид, воспою Хандут-хатун.
Губы ее – что душистый мед.
Для тебя, о Давид, воспою Хандут хатун.
Не зубами, а жемчугом полон рот.
